Что
такое сила игры?
Ответить на этот вопрос не так просто,
как кажется.
Сила игры относительна и может быть измерена только силой
противников. Масштаб дает нынешний чемпион мира, стоящий на высшей ступени
шахматных достижений человека.
Кто хочет подвизаться хотя бы с некоторой надеждой на успех,
должен обладать целым рядом важных свойств и познаний; тут и дебютная
теория, и знание эндшпиля, и принципы миттельшпиля, и комбинационные способности,
и фантазия, и главным образом уверенность, уверенность, уверенность! Глаз
должен быть наметан, и грубые ошибки и промахи должны встречаться лишь
в виде исключения. Это достигается путем соответствующей тренировки, вернее
— привычки к шахматной доске.
Вместе с суммою перечисленных здесь факторов увеличиваются
и возможности успеха. Опираясь на такой фундамент, каждый может стать
хорошим шахматистом и, не вытягиваясь на цыпочках, заглянуть в стан признанных
мастеров. Однако дальнейшее восхождение происходит уже несравненно медленнее.
Замер вдали голос учителя, книги дали все, что могли, исчезли все проторенные
пути, и искатель и борец видит перед собой только жутко-прекрасную чащу.
Он находится в положении подростка, покинувшего школу и родительский дом
и вынужденного применять на практике все советы, правила и указания, которые
ему когда-либо внушались.
Усердный адепт шахматной игры попадает мало-помалу в
общество противников, из которых каждый вооружен теоретически до зубов.
И вот он постепенно приходит к убеждению, что одними знаниями не достичь
необычайных успехов, что знания — не что иное, как оружие, и что действительная
величина зависит от искусства, с которым пользуются этим оружием. Ездить
верхом, фехтовать, музицировать и т. п. может научиться всякий, но лишь
немногие становятся в таком деле мастерами. Сколько миллионов людей умеют
читать и писать на своем родном языке, и все же был только один Шекспир,
один Гете, один Толстой. И многие, многие научились играть в шахматы...
Итак, начинающий шахматист, усвоив элементарные правила,
должен затем показать, что он не только кое-что знает, но и кое-что может,
т. е. умеет применить свои познания на деле. И вот тут-то и может лишь
проявиться индивидуальная сила игры.
Вероятно, во всех областях человеческой культуры, и
уж во всяком случае в шахматной игре, практическое применение теории является
трудной задачей, ставящей величайшие требования к личным способностям
человека. Ибо что говорит нам теория? Она говорит, что вот это — гамбит,
это — солидный дебют, это — удобная, а это — трудная защита! Она говорит
об открытых и закрытых дебютах и положениях и дает бесконечно много советов.
И вот снова и снова раздаются жалобы: „Такой-то строго придерживался теории
и все же проиграл". Что же, ненадежна теория? О, нет! В ней встречается
сравнительно мало ошибок, ибо она почерпнута из практики великих и величайших
мастеров. Обычно жалующийся находится в досадном заблуждении. Большей
частью бывает так, что он долго следовал какому-нибудь образцу, но затем
потерял нить, когда дошел до конца варианта. Или же противник сделал непредвиденный
ход (все равно, плохой или хороший!), и наш жалобщик, предоставленный
самому себе, моментально запутался.
Необходимой предпосылкой для правильного применения теоретической
премудрости служит способность во всякое время правильно схватывать, оценивать
положение. Но такая способность должна быть врожденной; ей можно лишь
в слабой степени научиться, и поэтому она является важнейшим признаком,
отличающим догматика от гения.
В кругу непосвященных распространено мнение,
что мастера отличаются от рядовых шахматистов попросту тем, что они в
состоянии рассчитать все ходы на несколько километров вперед, и, таким
образом, шахматная игра есть не что иное как математическое искусство.
Это — великое заблуждение. Конечно, опытный шахматист в состоянии лучше
и дальше комбинировать, чем неопытный, но это отнюдь не главное условие
для достижения мастерства. В каждой серьезной партии невозможно в точности
рассчитать последствия большинства ходов хотя бы уж в силу принятого ограничения
времени. Здесь должны решать чувство, сила оценочной способности или,
употребляя шахматный термин, позиционное чутье. И чем тоньше это позиционное
чутье, тем сильнее шахматист, тем несомненнее его талант, тем ближе он
к гению.
Позиционное чутье важнее всех точных
знаний; оно служит как бы спинным хребтом для силы игры, и оттенки последней
являются в конце концов лишь оттенками позиционного чутья.
Позиционное чутье — основа для всех планов и расчетов. Оно
подсказывает шахматисту, следует ли стремиться к выигрышу или к ничьей;
оно побуждает его то переходить в наступление, то ограничиваться защитой;
оно определяет вероятность успеха той или иной комбинации и т. д. Математические
задачи, которые шахматисту приходится разрешать таким путем, значительно
облегчаются, потому что -он станет пытать свое счастье лишь там, где имеются
соответствующие шансы, и не будет бесплодно тратить свои силы. Позиционное
чутье, это — талисман шахматиста.
В дальнейшем изложении я еще не раз вернусь к значению позиционного чутья
с приведением примеров. Поэтому и не буду долго здесь на нем останавливаться
и закончу следующим ответом на поставленный в заголовке вопрос:
Сила игры — есть сила оценочной способности!
|