Эйнштейн о Ласкере

«Эммануил Ласкер без сомнения был одним из интереснейших людей, с которыми я познакомился в пожилые годы. Немногие соединяют в себе такую исключительную независимость личности со столь живым интересом ко всем проблемам, волнующим человечество. Не будучи шахматистом, я не в состоянии должным образом оценить могущество его ума в сфере, где он добился величайших интеллектуальных успехов, — в шахматной игре. Я должен даже признаться, что меня самого всегда отталкивали проявляющиеся в этой остроумной игре борьба за владычество и дух соперничества. Я встретился с Ласкером в доме моего старого друга Александра Мошковского и близко узнал его во время наших совместных прогулок, когда мы обменивались мнениями по самым различным вопросам. Это был несколько односторонний обмен, при котором я больше получал, чем давал, потому что этому исключительно активному в духовном отношении человеку было более свойственно выдвигать собственные мысли, чем приспосабливаться к чужим.

Для меня личность Ласкера, несмотря на его жизнеутверждающее в своей основе мировоззрение, была окрашена трагически. Чудовищное умственное напряжение, без которого никто не может стать большим шахматистом, было так слито с шахматной игрой, что он никогда не мог полностью освободиться от духа этой игры, даже если занимался другими проблемами. Все же мне казалось, что шахматы были для него скорее профессией, чем истинной целью жизни. Его подлинные стремления, по-видимому, были направлены к познанию науки. Ласкера влекла к себе такая красота, которая присуща творениям логики, красота, из волшебного круга которой не может выскользнуть тот, кому она однажды открылась. Материальное обеспечение и независимость Спинозы зиждились на шлифовке линз; аналогична роль шахмат в жизни Ласкера. Но Спинозе досталась лучшая участь, ибо его ремесло оставляло ум свободным и неотягощенным, в то время как шахматная игра держит мастера в своих тисках, сковывает и известным образом формирует его ум, так что от этого не может не страдать внутренняя свобода и непосредственность даже самых сильных личностей. Это я ощущал в наших беседах и при чтении его книг по философии. Из этих книг больше всего заинтересовала меня «Философия незавершаемого» (1919 г.); эта книга очень оригинальна, она дает глубокое представление о личности Ласкера.

Теперь я должен еще привести оправдание тому, что ни письменно, ни в беседах я не останавливался на его критической статье о специальной теории относительности. Острый аналитический ум Ласкера сразу ясно показал ему, что краеугольный камень всей проблемы — это вопрос о постоянстве скорости света в пустом пространстве. Он ясно «видел, что если признать это постоянство, то невозможно не согласиться с идеей относительности времени, которая не вызывала у него больших симпатий. Что же делать? Он попытался поступить так же, как Александр, прозванный историками «Великим», когда тот разрубил гордиев узел. Предпринятую Ласкером попытку решить проблему можно выразить следующим образом. Никто не обладает непосредственным знанием того, с какой скоростью распространяется свет в абсолютно пустом пространстве. Ибо даже в межзвездном пространстве имеется всегда и повсюду некоторое, пусть минимальное, количество материи, и уж подавно в пространстве, где человек плохо ли, хорошо ли создал искусственный вакуум. Кто же имеет основания оспаривать утверждение, что скорость распространения света в абсолютно пустом пространстве бесконечно велика? Ответить на это можно было бы так: действительно, никто не установил прямым опытом, как распространяется свет в абсолютно пустом пространстве. Но, значит, практически невозможно создать разумную теорию света, согласно которой минимальные следы материи могли бы иметь, несомненно, значительное, но почти не зависящее от плотности этой материи влияние на скорость распространения света. До тех пор пока не будет создана подобная теория, которая должна согласоваться с известными оптическими явлениями в почти пустом пространстве, упомянутый гордиев узел, по-видимому, будет оставаться нераспутанным для любого физика, если он не удовлетворится уже имеющимся решением. Мораль: сильный ум не может заменить чутких пальцев. Но мне тем не менее нравилась несокрушимая самостоятельность Ласкера — качество столь редкое для человечества, почти все представители которого, не исключая самых высоких интеллектуальных, принадлежат к классу попутчиков. И я оставил дело таким, каким оно есть».

'Шахматы в СССР' 7,1967