САЙТ "ГЕНЕЗИС"
ШАХМАТЫ И КУЛЬТУРА
Список статей
Трудно найти вид шахматной деятельности, который оценивался бы столь противоречиво и был бы так мало исследован, как игра вслепую. Поэтому представляется важным рассмотреть психологические особенности игры не глядя на доску, чтобы вынести более обоснованное заключение об ее ценности. Но сначала краткая историческая справка. Первые сведения об игре вслепую имеют тысячелетнюю давность. В 970 г. в Триполи подобным образом играл греческий путешественник Челеби. Партии, сыгранные не глядя на доску, встречались в практике мастеров средневековья. А когда в конце XVIII в. Филидор играл вслепую одновременно на трех досках, то это вызвало такое восхищение современников, что Дидро и Даламбер упомянули об этом событии в знаменитой «Энциклопедии». Позднее стали известны выступления уже на большем числе досок П. Морфи, Л. Паульсена, И. Цукерторта, Г. Пильсбери, А. Алехина, Р. Рети, Д. Брейера, М. Найдорфа, Г. Колтановюкого и других шахматистов. В последнее время Я. Флеш (Венгрия) даже перешагнул рубеж пятидесяти досок. Однако в качественном отношении, пожалуй, самым впечатляющим было достижение А. Алехина в Нью-Йорке в 1924 году. Выступая против 26 первокатегорников, он выиграл 16 партий, свел вничью 5 и 5 проиграл. Об игре вслепую один на один сведений сохранилось меньше. Известны лишь партии П. Морфи с Л. Паульсеном и Г. Лихтенгейном (1857 г.), а также русских участников турнира в Мангейме в 1914 году, которые были интернированы в связи с началом первой мировой войны и игрой вслепую заполняли тюремный досуг. Надо отметить, что отношение специалистов к игре вслепую преимущественно негативное. Отрицательное мнение основывается на двух соображениях: 1) качественный уровень игры вслепую значительно ниже обычного и 2) она вызывает перенапряжение психики шахматиста и поэтому вредна для здоровья. А. Алехин писал: «Пильсбери был одним из величайших мастеров игры вслепую, и его достижение — 22 партии являлось в течение многих лет мировым рекордом. Однако, когда он попробовал в 1902 г. в Ганновере сыграть одновременно вслепую с 21 противником силы первой категории, он потерпел неудачу. Он довел сеанс до конца, но результат ( + 3—7=11) показывает, что такое предприятие оказалось ему не по силам. Также и среди современных мастеров имеются виртуозы игры не глядя на доску, но лишь очень незначительное количество игранных ими партий попало в печать. Очевидно, мастера сами признают, что эти их партии в художественном отношении стоят не слишком высоко. Мои собственные партии вслепую не свободны от типичных ошибок». Добавим к этому, что не вызывает сомнения утверждение о вредном влиянии на здоровье частых выступлений с сеансами вслепую. Итак, доводы «против» кажутся достаточно убедительными, но любопытно то обстоятельство, что столь опытный тренер, как И. Бондаревский, настоятельно рекомендовал Б. Спасскому провести сеанс одновременной игры вслепую накануне его матча с М. Талем (1965 г.). Очевидно, в игре не глядя на доску И. Бондаревский усматривает и полезное средство подготовки. За игру вслепую ратовал Ф. Дуз-Хотимирский. Он отмечал: «...игра не глядя на доску является ценным фактором тренировки и помогает развивать комбинационное зрение». Наконец, следует провести сравнение игры вслепую с другими видами интеллектуальной деятельности, где мышление также функционирует без непосредственной опоры на восприятие. Если мы обратимся к шахматам, то нетрудно заметить, что каждое внешнее действие (ход) является продуктом предварительного мысленного моделирования этого действия. Внутренний план действий шахматиста при игре за доской осуществляется на основе непосредственного восприятия имеющейся позиции; при игре вслепую восприятия нет и обдумывание хода основывается на представлениях памяти. Однако и игра за доской не ограничена рамками восприятия. Предвидение любой операции требует от шахматиста умения отвлекаться от зрительного восприятия позиции, представлять и оценивать в уме новые, воображаемые, а не воспринимаемые в данный момент конфигурации шахматных сил. Ф. Дуз-Хотимирский справедливо отмечал: «Шахматы — это и есть, главным образом, игра вслепую. Шахматист в своем воображении оперирует фигурами, проводит комбинации и маневры, которые еще не состоялись». На игру вслепую очень похож и анализ «в уме», к которому очень часто обращается шахматист. Тут невольно вспоминается характерная картина: отрешенный от всего окружающего участник турнира, отложивший сложную позицию и теперь анализирующий ее без доски и т. д. Таким образом, в различных видах шахматной деятельности — игре за доской, анализе и игре вслепую — можно заметить общее — необходимость планирования предстоящих операций «в уме». Поэтому возникает справедливый вопрос: не обедняют ли шахматисты методы своей тренировки, решительно исключая из нее игру вслепую? Для исследования этой проблемы мы рассмотрели особенности проявления отдельных психических функций при игре не глядя на доску. Это позволило выявить те интеллектуальные качества шахматиста, которые здесь наиболее эффективно развиваются. Была сделана также попытка определить место и значение игры вслепую в процессе совершенствования шахматиста. Материалом сравнительного анализа были партии вслепую, опубликованные в печати, высказывания видных шахматистов, а также результаты наших экспериментов и сеансов. * * * Память. Многие полагают, что мастер добивается успеха благодаря тому, что имеет способность ярко представлять в каждый момент точное расположение всех фигур на доске. Однако подобное мнение о чуть ли не фотографическом запечатлении позиций в памяти играющего не подтверждается имеющимися исследованиями. Еще в 1894 г. французский психолог А. Бинэ отмечал, что играющий вслепую зачастую не может вспомнить цвет того или иного поля, даже расположенную на нем фигуру, но сравнительно хорошо «видит» свои и чужие угрозы. А. Алехин писал: «Наибольшая часть умственной работы проделывается с помощью так называемой логической памяти; это значит, что играющий не пытается воспроизвести перед своими глазами всю доску с ее белыми и черными клетками, белыми и черными фигурами, как полагает большинство непосвященных, но он припоминает только какой-нибудь характерный ход, конфигурацию части доски... Так играю я, так играют, насколько мне известно, все мастера игры вслепую. Зрительная память... призывается на помощь только тогда, когда в особо критический момент нужно проверить положение, выяснить возможное заблуждение и т. п.». Следовательно и А. Бинэ и А. Алехин указывают на то, что выбор каждого очередного хода основывается не на «фотографическом» запечатлении, а на избирательном характере памяти шахматиста, на воспроизведении им наиболее важных признаков позиции. О смысловом характере запоминания свидетельствуют также опыты по воспроизведению расположения фигур на доске, которые я проводил во время сеансов одновременной игры. Место фигуры, как правило, определялось по логической нити воспоминаний. Например, возникало затруднение в определении положения пешки — на b2 или bЗ? Поскольку король расположен на d2 и ранее грозило Кс4 + , то было легко вспомнить об отражении этой угрозы ходом b2—bЗ. Труднее оказывалось запомнить дебютные позиции, не получившие еще в процессе игры своего определенного содержания. Был проведен следующий эксперимент: в первом моем сеансе на шести досках все партии игрались чигоринским вариантом испанской партии, а в четырех других сеансах дебюты были разнообразные. В первом сеансе я сделал три невозможных хода в начале миттельшпиля, а в остальных подобных ошибок не было. Можно сделать вывод, что именно логическая память ярко и широко проявляется
при игре не глядя на доску. В игре и при изучении литературы шахматист сталкивается с огромным объемом шахматной информации. Успешно использовать ее на практике он может лишь благодаря синтетической силе памяти, умению устанавливать связи и отношения между разнообразными шахматными элементами. Только подобный характер запоминания позволяет шахматисту ориентироваться в астрономическом количестве возможных ходов. И поскольку логические компоненты памяти являются важными условиями
успешной игры вслепую, правомерно предположить, что такая игра способствует
развитию этих качеств. Но с таким утверждением полностью согласиться нельзя. Ведь при игре вслепую происходит не состязание на лучшее запоминание и воспроизведение того, что уже было в партии, а борьба, в которой сохраненное в памяти преобразуется для создания будущих планов и комбинаций. Игра вслепую основывается на образах памяти, но не сводится к ним. А. Алехин писал по этому поводу: «Если же широкая публика полагает, что наиболее существенная трудность заключается якобы в том, чтобы все время запоминать соответствующие положения, то она забывает о том, что играющий вслепую должен преодолеть еще вторую, куда большую трудность, а именно: бороться вслепую, находить в каждой позиции хотя бы приблизительно лучший ход!». Поэтому обратимся к характеристике процесса воображения. Надо отметить, что аналитическая деятельность шахматиста заключает в себе противоречие между стремлением дать более далекий и ясный прогноз ожидаемых событий на доске и объективной невозможностью решить до конца подавляющее большинство позиций. Чем дальше мысль шахматиста отходит от имеющегося в партии положения, тем труднее рассчитывать и оценивать, что уже становится его мыслительный горизонт. Б. Блюменфельд писал: «Как бы сильно ни было зрительное воображение, но совершенно очевидно, что представление в уме бледнее зрительного восприятия. Поэтому, когда противник сделал ход, пусть даже ожидаемый, никогда не следует... без всякого обдумывания делать заготовленный ход на ожидавшийся ответ: ведь ход-то был заготовлен тогда, когда данная позиция была в воображении». При игре вслепую последовать совету Б. Блюменфельда невозможно. Ведь нет непосредственного восприятия позиции. Ее образ хранится в памяти. Поэтому дальность предвидения здесь существенно сокращается, шахматист оперирует в зоне более близкой перспективы, не посягая, как правило, на сложный далекий расчет. Основным компасом игры вслепую является план, причем план, как правило, максимально конкретизированный. Здесь он проводится, пожалуй, даже более последовательно и прямолинейно, чем в партиях за доской. Объяснение понятно — в игре не глядя на доску труднее перестроиться, учесть новые обязательства и изменить основное направление мысли без крайних на то обстоятельств. План при игре вслепую схематичнее и больше насыщен конкретным расчетом на 1 — 2 хода, чем в обычных партиях. Боязнь совершить ошибку сопровождает чуть ли не каждую планируемую операцию. Поэтому необходимость конкретной точности хотя бы на один-два хода вперед и отсюда постоянной проверки л перепроверки намеченного хода вызывает у шахматиста известный педантизм. Тем самым творческий элемент в игре ограничивается. Сравнение партий П. Морфи, А. Алехина и многих других шахматистов, сыгранных в обычных сеансах и сеансах не глядя на доску, показывает, что качественный уровень последних был явно ниже прежде всего в тех ситуациях, которые требовали оригинальных путей решения. Таким образом, игру вслепую вряд ли можно рекомендовать для развития творческой фантазии шахматиста. Но эта игра безусловно полезна для воспитания точности конкретных расчетов и постоянного самоконтроля. * * * Мышление и внимание. А. Алехин, М. Ботвинник и другие авторы указывали, что играющий за доской не может одновременно охватить все фигуры. Шахматист мысленно выделяет какую-то часть доски, группу фигур, отдельный вариант или план в качестве главного объекта обдумывания. При игре вслепую направленность мышления носит резко выраженный характер.
В большинстве случаев борьба ведется на весьма ограниченном участке доски.
Остальные фигуры в этот момент не учитываются. Поэтому многоплановая
игра по всей доске почти не встречается в партиях вслепую. Решаются же
преимущественно локальные задачи. В тех же случаях, когда партия развивается почти по форсированному пути или борьба в течение длительного периода ведется на ограниченном участке доски, качество игры вслепую поддерживается на достаточно высоком уровне. При игре вслепую наибольшие затруднения вызывает переключение внимания на новый объект обдумывания. Поэтому мастера, дающие сеансы, условно делят партии на главные и второстепенные. В последних они сознательно избирают малообязывающие, нейтральные ходы с целью выждать, не ухудшая позиции. В игре вслепую один на один переключение внимания на районы доски, удаленные от основного места борьбы также крайне затруднительно. Зачастую партнеры, будто сговорившись вести сражение в «назначенном» месте, неохотно принимают в расчет поодаль стоящие фигуры. Таким образом, внимание и мышление при игре вслепую отличаются высокой устойчивостью и интенсивностью. Подвижность же умственного сосредоточения здесь выражена значительно слабее. Поэтому можно рекомендовать игру вслепую тем шахматистам, у которых недостаточно развита способность к длительной концентрации внимания. Ф. Дуз-Хотимирский указывал, что игра вслепую содействует развитию комбинационного
зрения. Справедливо ли это утверждение? Уже отмечалось стремление играющего
вслепую максимально конкретизировать планируемые операции, не вдаваясь
слишком глубоко в стратегические оценки позиции. Подобное содержание умственной деятельности шахматиста, играющего вслепую, вызывает конкретность в выборе хода и требует точного тактического расчета. Поэтому можно согласиться с Ф. Дуз-Хотимирским в том, что игра вслепую полезна для развития комбинационного зрения шахматиста, и в частности, — способности к точному расчету. О сходстве расчета за доской с игрой вслепую говорил А, Рубинштейн, когда указывал, что при обдумывании комбинации он фактически играет вслепую, так как наличные фигуры «мешают» ему представить их в воображении на новых местах. Однако понятие «комбинационное зрение» включает в себя, на наш взгляд, и другие стороны, имеющие более сложное творческое содержание, нежели расчет. Это в первую очередь — умение находить оригинальные комбинационные идеи и подготовить выгодную комбинационную ситуацию. В развитии этих качеств, неразрывно связанных с уровнем стратегического мастерства шахматиста, игра вслепую, по нашему мнению, может принести немного. * * * Организация и методика тренировки. Здесь наиболее важным представляется вопрос о дозировке нагрузки при игре вслепую. Ф. Дуз-Хотимирский писал: «Для меня игра вслепую не являлась изнурительной. Серьезная партия в турнире требовала от меня зачастую большей затраты нервной энергии, нежели двенадцать—пятнадцать партий в сеансе одновременной игры вслепую». Хотя это высказывание весьма субъективно, оно все же в известной степени показывает возможность сравнения нагрузок при игре за доской и вслепую. Тем более что для нас важно не выяснение особенностей утомления в рекордных сеансах, а определение допустимого числа досок при постоянных тренировках. Изучая этот вопрос, мы исходили из соображения, что обычная турнирая партия продолжается 5 часов. Период наиболее активной, напряженной работы (обдумывание своих ходов) длится два с половиной часа. Можно предположить, что игра вслепую, длящаяся от двух до трех часов, не явится чрезмерной нагрузкой для шахматиста мастерского класса. При этом учитывалось еще то обстоятельство, что обычно турнирная партия более значима для шахматиста и вызывает большее напряжение, чем тренировочные встречи. Эти предположения были проверены. В результате опроса ряда мастеров и гроссмейстеров, эпизодически игравших вслепую, а также на основании собственной практики в этой области представляется, что трехчасовая нагрузка при игре не глядя на доску является допустимой для опытного шахматиста. За этот период удавалось завершить сеанс одновременной игры против шести шахматистов первого и второго разрядов. Игра вслепую, особенно проведение сеансов одновременной игры, требует подготовки. Можно наметить несколько этапов развития умения играть не глядя на доску: 1) Анализ шахматных позиций в уме. Полезно, например, чтение шахматной литературы без доски, решение задач и этюдов подобным способом. Следует рекомендовать также анализировать партии не передвигая фигур, постараться найти собственное решение позиции, а затем сравнить его со случившимся в партии. 2) Игра вслепую при наличии доски без фигур. Пустая доска значительно облегчает создание пространственных представлений о борьбе в партии, расширяет зону мыслительной направленности и помогает лучшему запоминанию расположения фигур. Нами был проведен следующий эксперимент: шесть партий против тех же противников игрались с пустой доской и без нее. В первом случае сеанс продолжался два часа тридцать минут. Результат: +5—0=1. Не было зафиксировано ни одной ошибки в припоминании места расположения фигур. Во втором случае сеанс длился три часа десять минут, его результат: +3—1=2. Было замечено 3 ошибки в определении положения фигур. 3) Постепенное увеличение числа партий и обязательное употребление полной шахматной нотации при передаче ходов. Замечено, что полная шахматная нотация (например, объявление хода Кс2—еЗ, а не просто КеЗ) содействует лучшему запоминанию развития партии. По-видимому, значение имеет то обстоятельство, что при полной нотации в сознании фиксируется не только конечный пункт движения фигуры, но и исходный, благодаря чему возникает более целостный пространственный образ сделанного на доске хода. Отмеченные приемы, помогающие развитию умения играть вслепую, имеют и самостоятельное значение и применяются как полезное средство шахматной тренировки. Возвращаясь к поставленному в начале настоящей статьи вопросу «полезна
ли игра вслепую?», мы теперь более обоснованно можем дать на него утвердительный
ответ. Несомненно, психологические исследования игры не глядя на доску должны быть продолжены. Источник: "Шахматы в СССР" 1970, №5 |
САЙТ "ГЕНЕЗИС"
ШАХМАТЫ И КУЛЬТУРА