Современное положение и просветы в будущее.

Шахматы достигли теперь совершенно определенного положения, заняли совсем почетное место в общественной и культурной жизни всех цивилизованныхъ народов, и за дальнейшую судьбу их, за их грядущее развитие можно быть совершенно спокойным. Однако, не смотря на все это, они, как с внутренней своей стороны, так и в отношении тех форм, в которых внешне проявляются, они вызывают на размышление.

* * *

Профессионализм—явление со многих точек зрения положительное и желанное, и это прежде всего в том, что он устанавливает к игре серьезное отношение, которое одно только и можетъ двигать ее вперед и которое устраняет тот дилетантизм, который, к сожалению, так еще распространен в России и так нетерпим и вреден во всяком деле. Благодаря профессиональным игрокам, теперь уже нельзя выступать в состязаниях не будучи достаточно и исчерпывающе подготовленным, не зная хорошо как прежнюю литературу, так и новые открытая, не изучив характера и приемов каждого из противников: профессионал, всю жизнь свою посвящающий игре, требует и от других такого же к ней отношения, и они должны, если хотят иметь успех, подчиниться этому требованию, ибо сражаться можно только одинаковым оружием.

Есть, однако, в профессионализме и другие стороны, которые далеко не ведут к таким благим последствиям. Отдавая шахматам жизнь, профессионал хочет, чтобы они ее окупали ему, иначе он не сможет жить. Шахматы должны, таким образом, стать если не прибыльным, то во всяком случае обес-печивающим жизнь занятием. Между тем, они еще не таковы, они еще не имеют нужных для этого ресурсов, и увеличение числа игроков ставит все острее этот вопрос, который резче всего — в России, где общественная жизнь сравнительно очень слабо развита. Но даже в Америке и в Западной Европе и там вопрос далек от благополучного разрешения, в котором главная часть принадлежит именно международным турнирам: они должны доставить игрокам нужные для их существования средства.

Здесь мы как раз касаемся центрального пункта взаимодействия между турнирами международными и профессиональными игроками, из которых если первые и вызвали вторых к жизни, то существование вторых непременно вызывает рост первых. Но не только количественно влияют игроки на турниры, нет: последние, под влиянием их, меняют свой характер и всю организацию. Если игроку нужно от турнира, чтобы он его кормил, то для него призы, как призы, теряют свое значение и ценятся только по своей денежной величин.
Но таково и вообще все значение турнирной игры, выигрышей и удач: лишь бы они давали деньги,—и в этом отношении и призеры и не призеры одинаковы и требуют, чтобы риск был сведен к минимуму, т.е. чтобы за партии был определенный гонорар.

* * *

Чигорин оплакивал эту перемену, происшедшую с турнирами и превратившую их из прежних благородных, хотя и спортивных съездов игроков для славы, для победы, для искусства, в «фабрику партий», случайных и однообразных. Он говорил: «В последнее десятилетие меркантильные интересы наложили и на шахматный мир свою тяжелую печать. Самый характер игры изменился... Небезвыгодное участие в турнирах мало по малу становится профессией, привлекающей и сильных, и слабых игроков, переезжающих с турнира на турнир...» (см. «Шахматы», 1894 г., № 7, стр. 98).
Самое плохое, конечно, то, что эти явления, как мы видели, оказывают далеко не хорошее влияние и на самую игру. И это заставляете нас поднять вопрос о том, как, сохранив хорошие стороны, обезвредить или уничтожить дурные?
Мы не думаем, что, когда дело идет о таких сложных явлениях, корни которых—глубоко в сердце жизни, чтобы можно было какими-нибудь внешними мерами достигнуть их изменения: мы, по крайней мере, их не имеем и предсказать не собираемся. Однако можно указать тот путь, следуя которому сама жизнь исправит уродливости своего организма. Путь этот—возможно большее умаление в шахматах элемента спорта, рассмотрение их, как искусства. К сожалению, совершенное искоренение этого элемента невозможно, ибо спорт— составная часть нашей игры, однако низведение его до минимального значения не только возможно, но и настоятельно необходимо. Если бы, действительно, вообразить себе такую «переоценку ценностей»,—которая, конечно, внезапно произойти не может, но может явиться следствием постепенной эволюции психики шахматистов,—что в партии значение имеет не внешний выигрыш или проигрыш, а внутреннее творческое напряжете, глубина мысли, сложность расчета; если бы, далее, турнирные результаты определялись не количеством единиц, но блеском комбинаций и силой дарования, если бы, наконец, вместо формальных «королей» стала равная республика, президент которой, если он нужен, был бы только в мыслях составляющих ее граждан,—если бы, словом, из области внешней оценки мы пришли бы к внутренней, так и единственно соответствующей искусству,—тогда, мы уверены, многие теперешние затруднения были бы обойдены .