Алехин о карлсбадском турнире.
Широкий интерес, который вызывает к себе этот турнир, вполне обоснован.
Он вызывается не только масштабом турнира—22 участника!—но и тем фактом,
что турнир непосредственно предшествует новому матчу за мировое первенство.
Вместе с тем этот турнир обещает вылиться в решительную борьбу между
представителями двух школ, различных по своему пониманию существа шахмат.
Одну из этих групп представляют бывший чемпион мира Капабланка, инженеры
Геза Мароци и Милан Видмар, математик Макс Эйве и известный шахматный
теоретик Эрнст Грюнфельд. Для них в шахматах «что» важнее, чем «как».
Для них победа является единственной целью игры. Лишь в редких случаях,
когда творческий инстинкт берет перевес над их спортивным стремлением,
они обнаруживают интерес уже к «качеству», и тогда их научный шахматный
опыт находит себе практическое применение. В свое время легко было предвидеть,
к чему поведет отказ от творческого понимания шахмат. В результате этого
отказа выросла школа «реформистов», возглавляемых Капабланкой. «Реформисты»
утверждают, что прогресс теории ведет к омертвению шахматной игры и предлагают
оживить ее путем изменения шахматных правил. Но что означает такое утверждение?
Во-первых, переоценку значения теории в практическом отношении.
Во-вторых, пренебрежительное отношение к интуиции, к фантазии, ко всем
тем элементам, которые возводят шахматы на уровень искусства. Как следствие,
это ведет к общему «измельчанию» шахматного творчества.
Несомненно, эти псевдоученые реформистской школы и довели бы шахматы
до мертвой точки, но к счастью существует более сильная оппозиция. Она
проявилась впервые в шахматных исканиях Брейера и Рети, чья преждевременная
смерть является тяжелой утратой для шахматного мира. Представителями
их шахматного понимания на Карлсбадском турнире являются Боголюбов, Нимцович,
Тартаковер, Каналь, Земиш и Колле.
Достижения этих мастеров повели к неожиданному расцвету шахматной игры
в послевоенные годы. Им удалось показать, что и при широком развитии
теории остается достаточно места для проявления фантазии, темперамента
и силы воли. Эту группу мастеров с полным основанием можно было бы назвать
«неоромантиками», да их так и характеризуют. Но их можно назвать еще
и «трагиками» шахмат, и вот почему. Реформист радуется ошибкам своего
противника, потому что в практическом отношении такие ошибки весьма выгодны.
Другое дело неоромантик: его интересует не просто результат партии, а
логическое завершение всего грандиозного замысла. Но тут то и встает
во всей силе та специфичность шахматного искусства, которая позволяет
назвать его самым трагичным из всех искусств. Шахматный художник в известной
мере зависит не только от своего творчества — он зависит также от игры
противника, которая постоянно угрожает легкомысленно разрушить самые
великолепные творческие замыслы. И шахматный художник, которого интересует
не «что», а «как», сочтет выигранное очко слабым утешением за помеху
его художественным планам.
Стремление оставаться художником в шахматах часто ведет к практическим
неудачам, и надо отдать должное тем, кто не отказывается от этого стремления,
рискуя даже своей профессиональной карьерой. Только благодаря им шахматный
мир будет освобожден от реформистских заблуждений. Шахматы не футбол.
Помимо двух упомянутых групп, в Карлсбадском турнире примут участие
представители так называемого «классического» направления: Акиба Рубинштейн,
Рудольф Шпильман, этот апостол королевского гамбита, и, наконец, Франк
Маршалль, даровитый, но невыдержанный мастер, чемпион Америки.
За несколько дней до начала турнира я встретился с Маршаллем в Париже,
и вид этого рвущегося в бой окрыленного надеждой борца заставил меня
на мгновение пожалеть, что я не участвую в величайшем турнире после Московского
турнира 1925 г. Но звание чемпиона мира зачастую заставляет отказаться
от воинственного порыва. Ведь через 8 дней по окончании Карлсбадского
турнира мне предстоит защищать свое звание в ответственном матче. Меня
вызвал ни кто иной, как Боголюбов, победитель Московского и Киссингенского
турниров. Правда, сам Боголюбов, вопреки своим интересам, не отказался
от участия в Карлсбадском турнире, но надо принять во внимание, что тот,
кто вызывает, подвергается меньшему риску, чем тот, которому приходится
защищать свое звание.
Боголюбов утверждает, что турнир даст ему хорошую тренировку для матча
со мной. Скоро мы увидим, кто был прав: Боголюбов ли в своем беззаветном
оптимизме, или я в своем решении поберечь силы, воздержавшись от участия
в данном турнире.
Кто же может явиться победителем в Карлсбаде? Мы не думаем, конечно,
что на первом месте окажется одна из «темных лошадок» вроде Трейбала,
Гильга или Веры Менчик, хотя каждый из них будет сражаться упорно. Главными
фаворитами являются, несомненно, Боголюбов и Капабланка. Возможно, что
Боголюбов в третий раз окажется впереди бывшего чемпиона мира. Но если
победу одержит Капабланка, то это будет большой шаг вперед для шахматного
искусства. Это будет означать, что Капабланка отказался от своих вредных
теорий, ибо никто не может добиться первого места в таком мировом турнире,
заполняя свою графу одними половинками.
Помимо двух указанных фаворитов, необходимо считаться еще с двумя гроссмейстерами.
Во-первых, с Нимцовичем, который после своей неудачи в Киссингене, несомненно
приложит все усилия, чтобы доказать, что и он принадлежит к малому числу
избранных; во-вторых, с Эйве, который импонирует быстротой мышления и
эрудицией.
Нимцович.
Первый приз Нимцовича является крупнейшим успехом в его шахматной карьере.
Его победа представила неожиданность со спортивной точки зрения, потому
что широкие круги ожидали увидеть на первом месте Капабланку, хотя в
последние годы бывший чемпион мира уже не раз обманывал эти ожидания.
С точки зрения качественной о достижении Нимцовича не может быть другого
мнения, как то, что качество его игры было значительно выше, чем у всех
других. Почти в самом начале турнира он порадовал своих друзей партией
большого стиля против такого опасного противника, как Боголюбов. После
этого Нимцович проявил некоторую неуверенность, повлекшую за собой несколько
вялых ничьих и даже проигрыш Ятсу, впрочем, единственный за весь турнир.
Эта полоса отодвинула его от лидеров турнира, и он терпеливо ждал случая,
который позволил бы ему вернуть уверенность в самом себе и дал бы ему
необходимый для борьбы подъем. Стимулом к такому подъему послужило чудесное
избавление от проигрыша в партии с Эйве. Это произошло в 9-м туре, когда
голландский чемпион, добившись многообещающей позиции, попался на ловушку
и позволил Нимцовичу заматовать себя. Эта победа продвинула Нимцовича
вверх, где он и утвердился. Однако, за 4 тура до конца турнира его шансы
на 1-й приз были еще весьма слабы. Он был на 0.5 очка сзади лидеров,
и ему оставалось играть против 4 тяжеловесов: Видмара, Шпильмана, Мароци
и Тартаковера. И заслуга его не только в том, что из этих 4 партий он
выиграл 3.5, — гораздо важнее, что он добился этого результата в стиле,
достойном 1-го призера столь выдающегося турнира.
В нашей вводной статье мы характеризовали Нимцовича как истинного представителя
художественной школы в шахматах. Поэтому его победа должна вызвать удовлетворение
у всех тех, кого интересуют в шахматах не только зрелищные и спортивные
моменты. Истинное представление о Нимцовиче, как о художнике и философе
шахмат, может получить только тот, кто знаком с его книгами. Его последняя
книга особенно интересна. В ней он иллюстрирует многочисленными примерами
свою стратегию, которую он разработал в целую систему. Огромные шахматные
знания Нимцовича в немалой степени способствовали его победе в Карлсбаде.
Но большую роль здесь сыграло также его понимание психики партнера. Умение
использовать психологию противника особенно ярко проявилось в его партиях
против Шпильмана и Тартаковера. Зная, что Шпильман не удовлетворится
в этой партии ничьей, Нимцович завлек его в длинный разменный вариант,
получив в результате незначительное, но несомненное преимущество.
Он видел, что Тартаковер настолько устал, что неспособен не только проявить
какую-нибудь блестящую идею, но и просто выдержать несколько часов напряженной
игры. И вот Нимцович развивает упорную атаку на королевский фланг противника.
Тартаковер вначале защищается великолепно, но затем, вследствие усталости,
допускает ошибку.
Таким образом Нимцович проявил себя еще и великолепным турнирным тактиком.
Шпильман.
Известно, что Шпильман является впечатлительным художником, который способен
на наивысшее достижение, но который, когда он не в форме, может жестоко
провалиться. Достаточно вспомнить его блестящую победу в Земмеринге
в 1926 г. и его последнее место на предыдущем карлсбадском турнире
(1923). В связи с этим привыкли думать, что успех или неуспех Шпильмана
в значительной мере—дело случая, и эта точка зрения вполне естественна.
Но только тот, кто имел возможность проанализировать игру Шпильмана
во всей длинной серии его турнирных выступлений, может найти правильное
объяснение его новому неожиданному успеху на этом турнире.
Шпильману всегда были свойственны ошибки спортивного характера, поскольку
эта сторона дела связана с шахматной игрой. Будучи художником, он охвачен
пылкой страстью к комбинациям; эта страсть принесла ему ряд призов за
красоту игры, но, с другой стороны,—часто лишала его важного очка в таблице.
Игру Шпильмана характеризовала тенденция выискивать тактические возможности
уже в дебютной стадии.
Основной спортивный недостаток Шпильмана, как шахматного мастера, заключался
в проявлявшемся иногда излишнем миролюбии. Это замечалось, например,
в его ничейных партиях в Нью-Йорке 1927 г., в которых он, имея явное
позиционное превосходство, отказывайся от поисков ведущих к выигрышу
возможностей. Мешала Шпильману еще одна особенность его характера, именно,
преувеличенное мнение о некоторых мастерах. Всего лишь год назад он не
мог даже представить себе, что он в состоянии выиграть у Капабланки хотя
бы одну единственную партию. Может быть, этим же объясняется и его более
чем скромный результат против Боголюбова.
Но какие из этих недостатков сохранились у Шпильмана до сего времени?
Шпильман навсегда останется игроком атакующего стиля, но теперь он строит
свои атаки на вполне здоровом базисе. Вместо бурного королевского гамбита
или неуравновешенного венского начала он склонялся в карлсбадском турнире
к более спокойному началу ферзевых пешек. Вместе с тем Шпильман излечился
по-видимому от своего «страха перед именами»: в прошлом году в киссингенском
турнире он сумел выиграть у Капабланки. Что касается «миролюбия», то
здесь ему ставили препону условия карлсбадского турнира, согласно которым
партия не могла быть признана ничьей раньше 45 хода без согласия турнирного
комитета.
В общем Шпильман изменил стиль свой игры в сторону требований современности,
и это в значительной мере объясняет его успех. Вслед за Капабланкой,
он старается теперь избегать осложнений, но в сравнении с кубинским гроссмейстером,
которому он не уступает в технике упрощения, он отличается от него большей
фантазией и большей точностью. В смысле точности проведения плана Шпильмана,
мне кажется, нельзя превзойти.
В этом турнире Шпильман не взял первого приза, но это объясняется лишь
тем, что в самый решительный момент нервы отказались служить ему,—в партии
против Рубинштейна и в последнем туре в партии против Маттисона, которую
он мог без труда выиграть.
Капабланка.
Капабланка в этом турнире начал с пяти рядовых ничьих. Следует заметить,
что такой посредственный старт не является для него чем-либо необычным;
стоит вспомнить хотя бы Нью-Йоркский турнир 1924 г. и Московский 1925
г. Такой старт не приносит обычно особо печальных последствий для кубинского
гроссмейстера, потому что он умеет проводить финиш с необычайной живостью
и энергией.
Остановимся на качественной стороне партий Капабланки. Он проявлял в
игре боевой дух и богатство идей; как минус отметим, что он не очень
изобретателен в тактических моментах. Если в Москве Капабланка вообще
не стремился выиграть у сильнейших конкурентов, а ограничивался бесцветными,
симметричными вариантами ферзевого начала,--то в Карлсбаде, наоборот,
он искал выигрыша и против Рубинштейна и против Боголюбова. Он комбинировал,
подвергал себя даже известному риску, но успеха не добился. Играя против
Томаса, он попал даже в очень тяжелое положение, но Томас упустил возможность
выиграть.
Большое удивление вызвал проигрыш Капабланки Земишу, которому он на 9-м
ходу проиграл фигуру за пешку, Совершенно очевидно, что мастер класса
Капабланки не должен проигрывать партии таким образом. У мастеров высшего
класса, например Нимцовича или Видмара, за всю их долгую шахматную практику,
не бывало такой грубой ошибки. Между тем для Капабланки такие ошибки
не исключение. Напомню его партии против Тарраша (Петербург, 1914), против
Хайеса (Нью-Йорк, 1916), против Моррисона (Лондон, 1922) против Верлинского
(Москва, 1925), наконец 12-ю партию в матче со мной 1927 г. и партию
против Шпильмана в Киссингене 1928 г. Этот список, который можно было
бы еще продолжить, достаточно убедительно показывает, что в игре, бывшего
чемпиона мира отсутствует одна очень важная черта, определяющая, наряду
с другими, шахматную силу: непоколебимое внимание, которое должно абсолютно
изолировать игрока от всего внешнего мира.
Возвращаясь к случаю в партии
с Земишем, заметим, что этот зевок все же из ряда вон выходящий. Вместе
с тем самый проигрыш Капабланки заключает в себе известный положительный
момент в том смысле, что он окончательно разрушает легенду о его непобедимости.
Для широкой публики важен результат, а не существо дела. По существу
же эти легенды должны были бы быть разрушены уже тем фактом, что в 2-х
партиях до проигрыша Земишу Капабланка стоял абсолютно на проигрыш и
спасся лишь благодаря небрежности своих противников. Еще более убедительно
опровергает легенду второй выигрыш Шпильмана у кубинского гроссмейстера.
Эта партия была проведена Шпильманом с высоким мастерством. С первого
до последнего хода Капабланка не мог ничего противопоставить атаке венского
гроссмейстера.
Рубинштейн.
Успех Рубинштейна свидетельствует, что польский гроссмейстер сумел проникнуться
современными идеями шахматной игры. Поклонники его таланта должны порадоваться
этому. Шахматная карьера Рубинштейна весьма своеобразна. С 1907 по
1912 г. он был первым на 4 крупнейших турнирах того времени, а на Петербургском
турнире 1909 г., где участвовал Ласкер, разделил с ним 1 и 2 призы.
Весь шахматный мир, в том числе и сам Ласкер, признал, что Рубинштейн
является достойным приемником чемпиона мира. Его вклады в теорию дебютов,
его мастерство в создании микроскопических преимуществ в эндшпиле —
обеспечивали ему высшее место в шахматной иерархии.
Но вот разразилась мировая война, надолго прекратившая международные
турниры. А в послевоенных турнирах Рубинштейн оказался уже не тем Рубинштейном.
Это был не прежний спокойный, методичный стратег, который умел до конца
использовать малейший, едва заметный промах противника. Его нервы были
истрепаны годами войны, и он стал вносить в игру новый неприсущий ему
до того темперамент. Благодаря этому он завоевал огромное число призов
за красоту игры (в Теплиц — Шенау, например, он получил пять таких призов),
но его новая система не могла оказаться долговечной. 1924 и 1926 гг.-
принесли ему тяжелые неудачи, и он вынужден был вновь изменить систему.
По счастью, ему это удалось. Он постиг современные идеи шахматной игры
и сумел объединить их со специфическими чертами своего таланта. Это и
дало ему новую силу, которую он и проявил на Карлсбадском турнире. Рубинштейн
переживает сейчас «вторую шахматную молодость», которая в соединении
с его талантом делает его великим шахматистом.
Другие участники.
Видмар не является шахматным профессионалом. Его научная работа «оставляет
ему вообще мало времени для шахмат. Но Видмар все же является одним
из сильнейших шахматистов мира. По стилю игры он является «крепышом»,
что также соответствует его внешности. Его шахматная концепция является
простой и вместе с тем здоровой, и ее можно описать следующим образом:
играя белыми, он всегда уже в дебюте старается получить инициативу,
т. е. стремится выиграть время и пространство, хотя бы и ценой пожертвования
материала. Играя черными, он, наоборот, удовлетворяется достижением
прочной оборонительной позиции, которую он затем старается свести к
ничьей, если играет с равным по силе противником. Слабейших противников
он стремится завлечь в нездоровые атаки с жертвами. Он делает это с
большим искусством и благодаря этому выиграл не одну партию. В целом,
если он и не является шахматным львом, то все же он очень опасен, особенно
тем, кто поверит в его шахматное добродушие. Не будучи профессионалом,
Видмар не имеет нужного турнирного опыта, и это, конечно, сказывается
на результатах. Он не умеет хладнокровно относится к поражениям, как
это было заметно после его проигрыша Беккеру. Если бы у него было больше
опыта, он бы знал, что в большом турнире нужно бояться не проигрыша,
а психической депрессии, связанной с ним.
У Маршалля, несмотря на весь его талант, есть одна роковая
слабость, которая в настоящее время особенно сказывается на спортивных
результатах. Маршалль по своей природе — истинный художник, который ищет
творчества ради: творчества, и который не хочет насиловать свой стиль.
Однако, в настоящее время каждый мастер, который хочет остаться на верхушке,
должен уметь «смотреть до конца». Надо помнить, что игра сильного противника
незаметно вынуждает упрощения, а в эндшпиле с особой силой скажутся малейшая
слабость пешечного скелета. Ныне нельзя пренебрегать принципами здоровой
дебютной стратегии.
Боголюбова в этом турнире постигла неудача,—и это накануне выступления
его в матче за мировое первенство. Но его противник в предстоящем матче
поступил бы очень легкомысленно, если бы сделал из этого слишком оптимистичные
для себя выводы. Ведь известно, что в 1928 г., играя на маленьком турнире
в Дортмунде, Боголюбов набрал только 50%, причем проиграл нескольким
слабым игрокам, но немедленно же после этого взял 1-й приз в Киссингене,
опередив Капабланку и Шпильмана.
3емиш на Карлсбадском турнире не имел успеха, и на это стоит обратить,
внимание, если вспомнить, что в прошлом году Земиш завоевал два первых
приза, не проиграв ни одной партии из 42. Надежды, которые возлагались
в Карлсбаде на Земиша, не оправдались, как это ни покажется парадоксальным,
вследствие неумеренного потребления Земишем табаку. Конечно, папироса
приносит на момент известное успокоение. Но это лишь самообольщение,
ибо никотин ослабляюще действует на память, разрушает нервную систему
и ослабляет силу воли — способности, столь необходимые для шахматного
мастера. Я могу сказать,. что я сам получил уверенность в выигрыше матча
за мировое первенство лишь тогда, когда отучился от страсти к табаку.
Я уверен, что Земиша ожидает прекрасное шахматное будущее, если он откажется
от своей пагубной привычки.
Другие не имевшие успеха в этом турнире могут быть разделены на 2 группы:
те, которые ничего уже не могут дать и те, которые ничего еще не могут
дать. К первой группе в этом турнире принадлежат: ветеран Мароци, Томас,
Ятс и (надо надеяться — временно!) Тартаковер.
Мароци, который 20 лет назад, после смерти гениального Пильсбери, считался
наиболее достойным соперником великого Ласкера, сейчас является одним
из последних могикан старой школы. Он отнюдь не уступает молодым в таланте,
энергии и в понимании шахматной игры, но у него нет уже прежней выдержки
и уверенности в своих силах.
Томас и Ятс — типичные представители английской школы и стиля, особенно
Ятс. Эта школа, созданная Блэкберном, Мэзоном и изобретательным, но менее
глубоким Бэрдом, обращала главное внимание на детальную тактическую,
разработку плана, не заботясь о том, выдерживает ли этот план критику
с точки зрения стратегической. Тот факт, что представители этой школы,
особенно Блэкберн, добивались хороших результатов, объясняется, во-первых,
исключительным комбинационным талантом Блэкберна, а, во-вторых, тем,
что принципы шахматной стратегии, разработанные Стейницем, тогда только-только
начинали приобретать популярность. Другое дело — наше время, когда каждый
средний мастер вооружен всеми данными стратегической науки. Неудивительно
поэтому, что мастера типа Томаса и Ятса отодвинуты нашим временем на
задний план шахматной арены.
Другими причинами объясняется неуспех талантливого Тартаковера. Он является
жертвой слишком частых шахматных выступлений. Такая неумеренность превращает
каждого художника в ремесленника. Только этим и объясняется полная безыдейность
игры, проявленная Тартаковером в Карлсбадском турнире.
Из молодых игроков нужно отметить в первую очередь перуанца Каналя и
бельгийского чемпиона Колле. Оба они стоят на пути к усовершенствованию,
но обладают различными темпераментами. В этом турнире Каналь выказал
себя хорошим мастером в эндшпиле. Колле, наоборот, развертывался там,
где проявлялась малейшая возможность для атаки неприятельского короля.
Каналю не хватает настойчивости, Колле — физического здоровья.
Вера Менчик является несомненно исключительным
явлением среди женщин. Она обладает огромными способностями к шахматной
игре; при дальнейшей работе и тренировке она из среднего мастера, каким
является сейчас, безусловно вырастет в первоклассного международного
мастера. Заслуживают внимания ее 3 очка против сильных мастеров,, но
мало кому известно, что она также добилась лучшего положения в партиях
против Эйве, Трейбала, Колле, Видмара и Шпильмана. Она не сумела реализовать
свое преимущество против этих мастеров лишь вследствие отсутствия опыта.
Шахматный мир обязан помочь ей развить ее шахматный талант.
Источник: "Шахматы " №9, 1929
