За что нас отстегали?

(Мысли одной шахматистки)

Женщина, та самая, которая когда-то называлась многострадальной и состояла у Некрасова в подшефных и подзащитных, — сегодня управляет, и порой неплохо, государством. Она борется с бесхозяйственностью и бюрократизмом, волокитой и разгильдяйством, чубаровщинои и пьянством. И она же очень, очень плохо... играет в шахматы. Так плохо, что по словам некоего Н. Ф. („Смена" от 7 дек.) женский чемпионат был „темным пятном" недавних профсоюзных шахматных состязаний. „Участницы, нахватавшие высоких званий чемпионов столиц, областей, почили на лаврах, ясно доказав полное отсутствие подготовительной работы и серьезного, вдумчивого отношения к шахматному творчеству. Содержание женских партий ниже всякой критики... Высокое звание ко многому обязывает" и т. д. 
   Словом, всякие они и такие, шахматистки. И не серьезные и не вдумчивые, а туда еще суются. Невысоко расценили женскую игру и „Известия" от 9 дек. „И скромная численность женского турнира (всего 9 участниц) и качественная слабость состава указывают на явное пока что неблагополучие в этой области"... И хлещут и хлещут. Видите ли, мы, шахматистки, не оправдали надежд, которые на нас возлагали наши великодушные опекуны-шахматисты.

А история этих надежд вкратце такова. Когда впервые был провозглашен лозунг „шахматы в рабочую массу",— нельзя было не подумать и о женщинах-профсоюзницах. Шахматные руководители назвали один из участков шахматной работы „работой среди женщин", но по старой памяти написали на знамени этого участка несколько устаревший девиз: „курица не птица". Отсюда и пошло. Нас всячески отгораживали от „просто шахмат", от „просто турниров", „просто соревнований". Для нас организовывали специальные женские игры, турниры и чемпионаты. Это было ужасно трогательно, — такая исключительная заботливость. С нас немного спрашивали. Стоило собраться 20—30 шахматисткам, как лучшей из них уже давали звание чемпиона. Чемпионша играла очень посредственно, но что с женщины спрашивать! „Для женщины и это не плохо". А теперь этих посредственных шахматисток упрекают в том, что они нахватались всяких званий. Не они нахватались, а им эти звания были милостиво даны нашими опекунами.

„Содержание женских партий ниже всякой критики". Какая Америка! Да не потому ли нас, шахматисток, и выделяют все время в особые женские шахматные корпорации, что наши партии „пока-что" слабоваты, и в „турнирах вообще", в „турнирах для всех" нам еще трудно тягаться с шахматистами? Кино-рецензенты, говоря о фильмах Эсфири Шуб, не потому ставят их на очень большую высоту, что „для режиссера-женщины это не плохо", а потому, что смонтированные ею картины действительно очень доброкачественны, совершенно безотносительно к тому, что она — первый в СССР кино-режиссер женщина. Лидия Сейфуллина не потому заняла почетнейшее место в ряду современных писателей, что литературные критики применили к ней какую-то упрощенную мерку, а потому, что она, действительно, большой мастер литературы.

А шахматные организаторы и агитпропы находят возможным, когда речь идет о женщинах-шахматистках, относить их, в процессе повседневной работы, к категории каких-то недоносков, которым впору только вариться в своем собственном соку, не смешиваясь с „племенем" шахматистов вообще. А когда, благодаря этому, шахматистки сильно отстают в игре и не дают особых достижений, они же потом делают большие глаза: темное пятно, явное неблагополучие!
  Мы плохо играем? Нас мало? Мало и женщин радисток, мало и женщин фотографов. Однако никто не собирается организовывать радио-курсы специально для женщин, и никому не приходит в голову устроить, скажем, особый женский фото-конкурс. И радистки и фотографы работают, как умеют, в общем плане. Выделятся они своими работами, или нет, — не все ли равно. И никто не просит поблажек и никто не раздает подачек в виде лавров и званий. Так надо поступать и по линии шахмат. Только так. Нас мало. Но мы существуем, мы заметны, и женщина-шахматистка уже попала даже на страницы художественной литературы.

У Георга Германа, в его романе „Ночь доктора Герцфельда", в шахматы играет фрау Кельнер, художница, которую д-р Герцфельд научил играть. „Она знала толк в шахматах. Конечно, не слишком — у женщин это не бывает, но все-таки она для женщины играла удивительно". Я нарочно подчеркиваю комментарии автора к игре фрау Кельнер. Они не очень лестны для нас, шахматисток, но это неглупые комментарии и вполне приемлемые. Она играла „непосредственно, без долгих размышлений, увлекаясь разными авантюрами и атаками. Она постоянно жертвовала фигуры... Тонкая, рассудочная игра была ей противна. Но ей доставляло удовольствие остроумное и изящное искусство шахматной игры, которое она развертывала так же, как всякую другую пеструю и капризную вещицу из окружающего".

Такова в игре не только германовская фрау Кельнер. Мы все таковы, и самая завзятая „игрочиха", преданная шахматам до фанатизма, играет все же без должной, пожалуй, рассудочности, несколько поверхностно и легкомысленно.
   В шахматах мы не священнодействуем, мы просто играем, развлекаемся и меньше всего мечтаем о категориях, призах и чемпионстве. А наши шахматные главки пытаются втянуть нас именно в чемпионаты и привить нам вкус к шахматам, как спорту с соревнованиями и с честолюбивыми мечтами о числе набранных очков и о первом месте. По мысли наших шахматных агитпропов, соревнования должны вовлечь в шахматы новые кадры шахматисток и сделать, наконец, шахматы массовой женской игрой.
  Почтенные главковерхи! Уважаемые агитпропы! Олимпиады привлекут и выдвинут еще одну Тихомирову, еще десяток Агеевых и Руденко. Но массовой шахматистке бесконечно чуждо стремление выдвинуться, сделать карьеру и попасть в рубрику победителей. На состязания идут женщины, у которых в эндшпиле руки трясутся от азарта, которых треплет лихорадка от одной мысли сделать „не наилучший ход", а в глазах непрерывно маячит +, который они должны заработать в результате тура. Придут „шахматистки par excellence", „шахматистки прежде всего".    
   Нас, прочих, „шахматисток между прочим", состязания не привлекают. Мы, шахматистки, между прочим, любим шахматы, но не делаем из них идола. Мы делим свой досуг между новой фильмой с участием Пауля Вегенера, поэмами Иосифа Уткина и баскетболом. И наряду с этим находим время и возможность играть шахматную партию в Красном уголке своего предприятия. Только наряду, не больше. Вот на нас, таких, и надо ориентироваться шахматным главкам в той части их работы, которая именуется „работой среди женщин". Легко напрашивается очень простое возражение по моему адресу: кто мешает шахматисткам играть в клубных шахматных кружках, не участвуя ни в каких соревнованиях? Кто вынуждает их записываться в женские чемпионаты? Мешает и вынуждает — система. Наконец, установившаяся традиция. А система и традиция таковы, что верховные шахматные инстанции периодически эти чемпионаты и олимпиады устраивают. Было бы предложение — спрос появится. И выдвигаются Агеевы, Гирвидз и Кувалдины, — лучшие среди нас. Но они лучшие только среди нас. Так потрудитесь их игру и расценивать только в соотношении с игрой прочих шахматисток-женщин. Но совершенно неуместно говорить о никчемности их игры, сравнивая ее с тем высоким классом, который показывают шахматисты.

  Выводы: Никаких специально женских турнирных стойл! Отыщутся в нашей среде такие, которым будет по плечу участие в единых и неделимых состязаниях, чудесно. Не отыщутся — тоже не горе. Мы будем играть, учиться, совершенствоваться, расти. Вырастем — сами придем и померяемся силами. А от милостыни разрешите отказаться.

Александра Клименко

Источник:  "Шахматный листок" №2, 1929