Дмитрий ЗУБАРЕВ
«8x8=64», или «ЧЕРНЫШЕВСКИЙ И ШАХМАТЫ»
(Из комментариев к набоковскому
«Дару». 1—2)
Памяти моего отца Исая Матвеевича Зубарева
В этой заметке комментируются четыре фрагмента из третьей
главы
романа Набокова «Дар». Они впервые появились в печати в 1937—
1938 гг. в журнале «Современные записки» (кн. LXV—LXVI) и без
изменений (не считая перевода на новую орфографию) вошли в первое отдельное
издание романа (Набоков 1952) [1]
Вот эти четыре фрагмента.
1. «Между „Звездой" и „Красным
Огоньком" <...> лежал номер шахматного журнальчика „8 х 8";
Федор Константинович перелистал его, радуясь человеческому языку задачных
диаграмм, и заметил статейку с портретом жидкобородого старика, исподлобья
глядящего через очки, — статейка была озаглавлена „Чернышевский и шахматы"» (с. 191).
2. «Несколько утомленный, но радуясь тому, что трудовой день окончен, Федор Константинович сел в трамвай и раскрыл журнальчик (опять
мелькнуло склоненное лицо Н. Г. Чернышевского — о котором он только
и знал, что это был „шприц с серной кислотой",
— как где-то говорит, кажется, Розанов, — и автор „Что делать?", путавшегося впрочем с „Кто виноват?"). Он углубился в рассмотрение задач и вскоре убедился, что, не будь среди них
двух гениальных этюдов старого русского мастера да нескольких интересных
перепечаток из иностранных изданий, журнальчика не стоило бы покупать.
Добросовестные, ученические упражнения молодых советских композиторов
были не столько „задачи", сколько „задания": в них громоздко трактовалась та или иная механическая тема (какое-нибудь „связывание" и „развязывание"), без всякой поэзии; это были шахматные лубки, не более, и подталкивающие друг
друга фигуры делали свое неуклюжее дело с с побочными решениями в вялых
вариантах и нагромождением милицейских пешек» (с. 195).
3. «Жуя и прихлебывая, он снова раскрыл „8 х 8" (снова
глянул на него исподлобья бодучий Н. Г. Ч.) и тихо стал наслаждаться этюдом, котором немногочисленные фигуры белых как бы висели над пропастью, а
все-таки добивались своего. Отыскалась затем очаровательная четырехходовка
американского мастера, красота которой заключалась не только в остроумно
запрятанной матовой комбинации, а еще в том, что при соблазнительной,
но ошибочной атаке белых, черные, путем втягивания и запирания собственных
фигур, как раз успевали устроить себе герметический пат. Зато в одном
из советских произведений (П. Митрофанов, Тверь) нашелся прелестный пример
того, как можно дать маху: у черных было девять пешек, — девятую повидимому
добавили в последнюю минуту, чтобы заделать непредвиденную брешь, как
если бы писатель торопливо заменил в корректуре „ему обязательно расскажут" более
грамотным „ему несомненно расскажут", не заметив, что сразу за этим следует „...о ея сомнительной репутации"»
(с. 196-197).
4. «А как-то через несколько дней ему под руку попался все
тот же
шахматный журнальчик, он перелистал его, ища недостроенных мест, и, когда
оказалось, что все уже сделано, пробежал глазами отрывок в два столбца
из юношеского дневника Чернышевского; пробежал, улыбнулся и стал сызнова
читать с интересом <...> Когда,
спустя неделю, он принял телефонное приглашение Александры Яковлевны <...> то „8 х 8" с собой не захватил: в этом журнальчике уже была для него сентиментальная драгоценность,
воспоминание встречи» (с. 218—219).
Резюмируем содержание приведенных фрагментов. Молодой русский
писатель Федор Константинович Годунов-Чердынцев, живущий в Берлине, однажды
летом покупает в газетном киоске номер некоего советского «шахматного
журнальчика». Будучи любителем шахматной композиции, он знакомится (в
несколько приемов) с содержанием соответствующего раздела «журнальчика»
и в целом остается недоволен.
Его раздражают «упражнения молодых советских композиторов»,
хотя он и признает их «добросовестными» (впрочем, в одном из их произведений
обнаруживается грубый ляпсус). Несколько композиций Федор Константинович
оценивает исключительно высоко: этюды неназванного «старого русского
мастера» он называет «гениальными», а задачу«американского мастера» —
«очаровательной». Перелистывая «журнальчик», писатель постоянно натыкается
на «статейку» «Чернышевский и шахматы», снабженную портретом ее героя.
Сначала Годунов-Чердынцев воспринял «статейку» как курьез, не заслуживающий
даже беглого ознакомления (очевидно, ему было известно, что Чернышевский
в истории шахмат не оставил ни малейшего следа). Однако, листая «журнальчик»
в очередной раз, он «пробежал глазами отрывок из юношеского дневника
Чернышевского» и внезапно ощутил острый интерес к личности автора дневника.
Номер «журнальчика» стал теперь восприниматься писателем как «сентиментальная
драгоценность», давшая толчок к работе над будущей книгой о Чернышевском.
Хотя без упоминания (пусть беглого) шахмат не обходится почти
ни одна работа о творчестве Набокова, а немало исследований впрямую посвящено
этой теме (см., например, Moody 1976; Штейн 1981; 1987; Толстая, Несис
1988; Романов, Шихоботь 1988; Росанов, Линдер, Мильштейн 1988; Cesari
1995; Костанди 1996; Янгиров 1997; Владимиров 1999; Зерчанинов 1999;
а также Набоков 1986; 1988а; 19886; 1997; 1999), однако «шахматный журнальчик»
из «Дара» и его содержание не удостоились специального внимания. Мы сформулировали
пять вопросов, которые возникают при чтении приведенных фрагментов.
1) Первый вопрос (и самый главный): существовал ли в действительности
советский шахматный журнал, поместивший на своих страницах статью о Чернышевском
и шахматах, и если да, то как этот журнал назывался, кто был автором
статьи, каково ее заглавие и насколько точно она описывается в романе?
2) Как зовут «старого русского мастера» и почему Набоков,
обычно столь скупой на похвалы современникам (а точнее, его alter ego в романе),
удостаивает произведения этого мастера столь необычного эпитета «гениальные»?
3) Кто эти «молодые советские композиторы» и что в их композициях так раздражает
героя?
4) Кто имеется в виду под «американским мастером» и какой
именно его задачей наслаждается герой?
5) Появлялись ли в печати шахматные композиции, где у одной
из сторон «девять пешек», и если да, то в чем их смысл или бессмыслица?
Ответы на первые два вопроса предлагаются вниманию читателей ниже. Что же касается трех последних, то они требуют привлечения дополнительных источников и чисто шахматного материала. Работа в этом
направлении продолжается, и автор в недалеком будущем надеется ее окончить
[2].
1. Исследователи романа «Дар» молчаливо подразумевали, что
«статейка» «Чернышевский и шахматы» является чистейшей воды фантазией
Набокова, и все усилия (надо признать, немалые) по поиску источника набоковского
интереса к дневнику Чернышевского прилагали в иных направлениях. Так,
профессор И. А. Паперно в своей четырежды переизданной работе (впервые
Рарегnо 1992) ссылается на весьма скромные результаты предпринятого по
ее просьбе палеографического анализа помет на полях хранящихся в Берлинской
государственной библиотеке книг, «которыми, по-видимому, пользовался
Набоков» (Паперно 1993, 153 примеч. 16). Она также упоминает об осторожном предположении
Дж. Малмстада, согласно которому писатель узнал о юношеском дневнике
Чернышевского из заметки Владислава Ходасевича, опубликованной в газете
«Возрождение» в июне 1933 г. (см. Паперно 1993, 152—153 примеч. 5). Мы
же исходили из интуитивной предпосылки, что Набоков описывает реально
существующий текст и сопровождающую его иллюстрацию. В поисках этого
текста мы исходили из некоторых общих соображений. Статьи на подобные
темы («Пушкин и...», «Толстой и...») печатались в СССР, как правило,
в специальных изданиях в дни юбилея того или иного классика. Столетний
юбилей Н. Г. Чернышевского отмечался 24 июля 1928 г. Специальных шахматных
журналов в стране тогда выходило три: один в Ленинграде («Шахматный листок»)
и два в Москве («Шахматы» и «64: Шахматы и шашки в рабочем клубе»). Набоков, творчески деформируя
реальность, обычно сохранял отдельные ее характеристики (особенно визуальные).
Поэтому мы начали поиск с последнего журнала — во-первых, только в его
название входит цифровая компонента («64» - «8x8»), а во-вторых, он по
праву может быть назван «журнальчиком» (его объем — 16 или 32 страницы).
Наша гипотеза подтвердилась. В сдвоенном номере журнала «64: Шахматы и шашки в рабочем клубе», вышедшем из печати в июле 1928 г., обнаружилась «статейка», описанная в набоковском романе
То, что статья, обнаруженная нами, — это и есть та «статейка», которую
читает герой Набокова, кажется почти очевидным (а это значит, можно
не искать никаких других «журнальчиков» и «статеек» в качестве вероятных
источников соответствующего фрагмента романа). Помимо уже упомянутой
переклички между романным и реальным названием шахматного журнала,
значимость
найденного источника подтверждают:
- заголовки статей (ср.: «Чернышевский и шахматы» —
«Шахматы в жизни и творчестве Чернышевского»);
- идентичность их содержания (основное место занимают
цитаты из только что опубликованного «юношеского дневника Чернышевского»);
- идентичность типографского оформления этих статей
(верстка «в два столбца»);
- совпадающая иллюстрация (портрет «жидкобородого старика,
исподлобья глядящего через очки»).
Об авторе статьи, подписанной «А. Новиков», известно немногое.
«Новиков Александр Андреевич, советский шахматный историк» (Линдер 1960,
89), до начала Великой отечественной войны регулярно печатался в московских
шахматных журналах (см., например, Новиков 19286; 1941).
Итак, обнаружен текст, давший герою романа импульс к созданию
«Жизни Чернышевского», которая составила знаменитую четвертую
главу «Дара». А поскольку именно с нее началась работа самого Набокова
над романом, то, прибегнув к близкой писателю энтомологической метафоре,
можно предположить такой «метаморфоз»: найдено яйцо, из которого вылупилась
гусеница («Жизнь Чернышевского»), в конце концов превратившаяся в имаго
(«Дар»).
2. Несложно оказалось установить и личность «старого русского
мастера». Это, бесспорно, Алексей Алексеевич Троицкий (1866—
1942). Еще будучи петербургским студентом, он в конце XIX в. по
лучил мировую известность как шахматный композитор, автор блестящих этюдов,
обошедших шахматную печать разных стран. Уехав в 1897 г. работать лесничим
в глухую провинцию, он продолжал эпизодически публиковать свои произведения
в русской и зарубежной периодике. После революции Троицкий переехал в
Пензу. Его статус как крупнейшего в мире шахматного композитора-этюдиста
был упрочен выходом в Берлине (где жил тогда Набоков) его первого сборника
(Troitzki 1924; знакомство писателя с этой книгой более чем вероятно).
В год, когда началось печатание «Дара», тоже за границей (на сей раз
в Англии), был опубликован еще один сборник Троицкого (Troitsky 1937),
а через год, когда печатание романа заканчивалось, появилась мировая
антология шахматных этюдов, где «старый русский мастер» первенствовал
по количеству представленных там произведений — 132 из 1234 (Sutherland,
Lommer 1938).
Любопытно, что в своей оценке автора «гениальных этюдов» Набоков
совпал (уникальный случай!) с большевистским правительством— в августе
1928 г. Троицкому (единственному из шахматных композиторов за всю историю
советской власти) было присвоено звание заслуженного деятеля искусств
РСФСР.
Не забыт Троицкий и сегодня — в марте 1995 г. в Санкт-Петербурге, в доме
на Набережной Мойки. 91, где он жил с середины 30-х годов и умер в блокаду,
открыта мемориальная доска [2].
В том номере журнала «64: Шахматы и шашки в рабочем клубе», где появилась статья о Чернышевском, на с. 22 опубликован один этюд Троицкого (№ 312) — а не два, как в «журнальчике», купленном героем
«Дара». Однако нам представляется, что содержание этого этюда мало соответствует
описанному в романе («немногочисленные фигуры белых как бы висели над
пропастью, а все-таки добивались своего»). Соображения о том, какой этюд
Троицкого имел в виду Набоков, а также ответы на третий, четвертый и
пятый вопросы мы надеемся изложить в нашей будущей работе.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Далее все цитаты из романа приводятся по этому изданию (в скобках
указывается номер страницы).
2 См.: 64: Шахматное обозрение, 1995, № 5, 76; об А. А. Троицком
см. также: Троицкий 1935; СШЭ, 108—126; Корольков, Чеховер 1959;
Умнов 1978;
1983, 119—126; Бондаренко 1983, 6—26.
БИБЛИОГРАФИЯ
Бондаренко, Ф. С: 1983, Развитие шахматного этюда, Киев.
Владимиров, Я.: 1999, 'Божественно бесполезная страсть: Второй мир Владимира
Набокова', 64: Шахматное обозрение, № 4, 60—62.
Зерчанинов, Ю.: 1999, 'Защита Набокова', Послесловие А. Р[ошаля], 64:
Шахматное обозрение, № 4, 30.
Корольков, В. А., В. А. Чеховер: 1959, Избранные этюды А. А. Троицкого,
Москва.
Костанди, О.: 1996, 'Поэтика одной шахматной задачи В. Набокова', Блоковский
сборник, Тарту, [вып.] XIII, Русская культура XX века: Метрополия и диас-
пора, 206—213.
Линдер, И.: 1960, Л. Толстой и шахматы, Москва.
Набоков, В.: 1952, Дар, Нью-Йорк.
Набоков, В.: 1986, 'Ночь труда и отрады: [Отрывок из книги «Другие берега»]',
64: Шахматное обозрение, № 16, 24 — 26.
[Набоков, В.]: 1988а, 'Рецензия на книгу Е. А. Зноско-Боровского «Капабланка
и Алехин»; Рецензия на книгу «Антология лунных поэтов. Перевел с лунных
наречий С. Ревокатрат»; Три шахматных сонета; Шахматный конь; Из книги
«Стихи и шахматные задачи»*, 64: Шахматное обозрение, № 13, 22 — 26.
(Набоков, В.): 19886, (Две шахматных задачи]; Три шахматных сонета
, Аврора,
№ 7, 120—121, 123—125.
Набоков, В.: 1997, В. Сирин — В. Набоков <sic!>,
'Шахматная задача; Кресто-
словицы'. Новое литературное обозрение, № 23, 441—445.
[Набоков, В.]: 1999, 'Дар волшебника: [Фрагмент из романа «Дар»]', 64:
Шах-
матное обозрение, № 4, 31.
Новиков, А.: 1928а, 'Шахматы в жизни и творчестве Чернышевского', 64: Шах-
маты и шашки в рабочем клубе, № 13/14, 2—3.
Новиков, А.: 19286, 'Толстой и шахматы', 64: Шахматы и шашки в рабочем
клубе, № 17, 7—8.
Новиков, А.: 1941, 'Русские классики и шахматы'. Шахматы в СССР, № 6,
192—193.
Паперно, И.: 1993, 'Как сделан «Дар» Набокова', Новое литературное обозре-
ние, № 5. 138^155.
Романов, И., Е. Шихоботь: 1988, "Скромный,
но пламенный поклонник Каиссы;
Решения и комментарии к задачам В. Набокова', 64: Шахматное обозрение,
№ 13, 22—26.
Росанов, Л., В. Линдер, И. Мильштейн: 1988, '«Защита Лужина» В. Набокова',
Шахматы в СССР, № 1, 30—31.
СШЭ — Советский шахматный этюд, Москва 1955.
Троицкий, А. А.: 1935, Сборник шахматных этюдов, Ленинград.-
Толстая. Н., Г. Несис: 1988, Тема Набокова', Аврора, № 7, 119—125.
Умнов, Е. И.: 1978, 'Основоположник современного этюда'. Шахматная компо-
зиция. 1974-1976, Москва, 4—21.
Умнов, Е. И.: 1983, Путями шахматного творчества, Москва.
Штейн, Э.: 1981, 'Набоков и шахматы'. Третья волна, № И, 51—54.
Штейн, Э.: 1987, 'Владимир Набоков: шахматно-поэтические коллизии творчест-
ва', Новый журнал, № 166, 167—175.
Янгиров, Р.: 1997, 'Из наблюдений об опытах «ретроградного анализа» и «загад-
ках перекрестных слов» Владимира Набокова', Новое литературное обозре-
ние, № 23. 436—440.
Cesari, J.: 1995, 'Chess and Chess Problems', The Carland Companion to
Vladimir
Nabokov, New York — London, 49—50.
Moody, F.: 1976, 'Nabokov's Gambit', Russian Literature Triquarterly, №
14, 67—
70.
Paperno. I.: 1992, 'How Nabokov's Gift Is Made', Stanford Slavic Studies,
vol. 4,
pi 2, 295—322.
Sutherland, M., H. Lommer: 1938, 1234 Modem End-Came Studies (1910-1935),
London.
Troitsky, A.: 1937, Collection of Chess Studies, Leeds.
Troitzki. A.: 1924, 500 Endspielstudien, Berlin. © Дмитрий
ЗУБАРЕВ |
