Йозеф Крейчик

Сеанс в аду

Наступил Новый год. Церковные колокола возвестили это всему миру. Все окна были освещены. Теплое веселье и счастье проникали в сердца людей. Надежды были так же многочисленны, как варианты у Бильгера.

Моя душа летела на легких крыльях через вселенную. Я страдал долго и тяжело, и, наконец, меня сгребла тихая, кроткая смерть. Глупая идея умереть как раз в Новый год. В скверном расположении духа я сдувал большие снежинки, покрывшие белой шубой мою черную душу. При этом я отчаянно мерз.

Перед большой горой, состоявшей из цельного черного бриллианта, я остановился и стал с любопытством разглядывать большой портал. Доска из эбенового дерева, оправленная в серебро. На ней можно было прочитать:

Древней меня лишь вечные созданья,
И с вечностью пребуду наравне.
Входящие, оставьте упованья.

Я облегченно вздохнул. По описанию моего друга Данте, это мог быть только ад. Я увидел, что попал куда следует, и решительно постучался.

Послышались мелкие шажки. Маленький черный человечек открыл ворота; кланяясь на каждом шагу, он провел меня через целый ряд ходов в большой, роскошно убранный, феерически освещенный зал. Все в пурпуре! Безгранично было мое удивление, когда я увидел перед собой десять рядов столов с десятью шахматными досками в каждом ряду. За досками сидели, сгорбившись, призрачные фигуры. На золотом троне сидел сам князь ада, который, увидев меня, ласково ощерил зубы.

Один его знак — зазвучала музыка. Прекрасные женские фигуры закружились в танце вокруг столов. От этого хоровода у меня пошла кругом голова. Наконец я взял себя в руки. То, что мне предстояло, было ясно без дальнейших рассуждений: я должен был дать сеанс одновременной игры против ста сильнейших шахматистов ада.

Прошло немного времени, и представление было в полном разгаре. Во всех партиях у меня были красные (белое в аду запрещено). Что касается моих достойных противников, то я не мог опомниться от изумления. Наполеон, Гете, Нельсон, императрица Екатерина, все, без исключения, папы; короче — против меня сидели гении самых различных специальностей. Я только не мог нигде увидеть хорошо знакомых физиономий известных шахматных маэстро. На мой скромный вопрос дана была следующая справка: все маэстро вели настолько миролюбивую жизнь, что врата ада остались для них закрытыми. Правда, к этому царству подошли бы Котц, Тарраш и Марко, но они в настоящее время еще живы. Глубокий вздох верховного черта показал, как огорчает его отсутствие таких сильных игроков.

Между тем игра продолжалась. Почти на всех досках без исключения она складывалась чрезвычайно интересно. Но мои, когда-то гениальные противники теперь тупо глядели на доски. Одна партия за другой заканчивалась в мою пользу. После многочасовой игры ряды моих противников поредели, и, наконец, передо мною остались только трое.

Но что за интересные фигуры!

Черноволосая голова, волнистые волосы, блестящие глаза, лицо, правда, немного помятое. Тонкий артистическип облик. Теперь, когда я мог разглядеть его поближе, мне сразу стало ясно: это был не кто иной, как Дон-Жуан. Слегка облокотившись, он бросал изредка острый короткий взгляд на доску, а все остальное время следил горячим взором за прелестными танцовщицами.

Рядом с ним сидел мой второй партнер. Одухотворенное лицо с острыми глазами, смотревшими спокойно и ясно. Прирожденный мыслитель! Глубокая морщина прорезала его лоб. С пытливой точностью он рассматривал перед каждым ходом все варианты. Это был Фауст в изображении Гете. Я долго не мог оторвать глаз от этого призрака.

Но у меня еще был третий противник, и он казался самым опасным. Под его кустистыми бровями сверкали маленькие подвижные глаза; он неутомимо смотрел на доску. «Вечное желание покоя в соединении с вечным непокоем». Я узнал Агасфера — Вечного Жида. Удивительная личность. Гениальному Граббе он доставил бы радость.

Тихо отзвучала музыка. Танцовщицы устало опустились на роскошные ковры: чертенята обмахивали их веерами. Но я неутомимо ходил от доски к доске. Игра казалась мне нескончаемой, и все стесненнее становилось мое положение в оставшихся партиях. Когда я подходил к доске Дон-Жуана, он только что бросил быстрый взгляд на маленькую танцовщицу с плутовскими глазками. Быстро схватил он фигуру и пошел

Все столпились у нашей доски; только Фауст спокойно сидел, не удостаивая нас вниманием. Дон-Жуан равнодушно собрал фигуры, встал и сел рядом с танцовщицей, которой давно уже любовался. Я же подошел ко второй доске.

— Вперед со шпагой, доктор! — крикнул Мефистофель, стоявший сзади моего противника.

Но я только улыбнулся и громко сказал:

— Мат в 8 ходов!

На меня смотрели с удивлением. Фауст встал и вышел из зала твердой походкой. Черные волосы Мефистофеля закурчавились.

Из ста противников остался только один; все остальные были побеждены. Я усердно молился о том, чтобы мне удалось сделать Вечному Жиду вечный шах. Наконец мне удалось овладеть пространством, после упорной защиты я инсценировал решительное наступление. Все взоры, полные ожидания, были устремлены на меня. И тут на меня нашло просветление. Сильным голосом я сказал, нет, закричал: — Мат в 11 ходов!

Зазвучали фанфары. Вечный Жид нашел на а3 вечный покой. В одно мгновение сцена изменилась. Красные огненные языки бушевали вокруг меня, стены грозили обрушиться. Как раскаленная огненная пуля я вылетел из ада. Мириады звезд светили мне. Слышались грохот и треск, как будто мир хотел разлететься по швам.

Я устало протер глаза. Прекрасный сон кончился. Для меня начался новый год. Я быстро оделся и —следуя освященному традицией венскому новогоднему обычаю — стал есть свиную голову с хреном.

Источник: "Шахматы" (Рига) 1968 №1