" Вчера в Москву приехал король шахматистов Э. Ласкер. На Брестском вокзале Ласкера встречали представители московского шахматного кружка О.С.Бернштейн, Д.Павлов и В.С. Блюменфельд. Встреча Ласкера не обошлась без инцидента. Станционный жандарм не разрешил явившимся фотографам газет снять Ласкера. По этом у поводу Ласкер не без юмора заметил, что это есть «ненужное обострение русско-германских отношений». Сегодня Э.Ласкер в шахматном кружке дает сеанс одновременной игры"

23 марта 1914 года "Московская газета"

" В Петербурге на Пасхальной неделе начинается международный чемпион-турнир, являющийся самым значительными» турниром из всех, когда-либо бывших. Для достижения исключательного по силе состава участников условия участия в нем выработаны весьма суровые: приглашались только те игроки, которые брали первый приз на большом международном турнире. Таких игроков очень немного: всего 15—17 имен на всем земном шаре Участие Ласкера гарантировано формальным письменным условием с петербургским шахматным собранием"

06 апреля 1914 года "Столичная молва"

"Красивая комбинация доставляет мне эстетическое наслаждение, приводит меня, так сказать, в лихорадочное состояние.
     Шахматы не только искусство, но и наука. Победа и все другое в шахматах основаны на знании. Слабые стороны противника, обладание полями и т. д.— все это относится к научной стороне шахматной игры"
Акиба Рубинштейн

"Правительство республики Гаванны назначило на должность консула в Петербурге знаменитого молодого шахматиста Капабланку. Капабланка прибудет на берега Невы ко времени открытия международного конгресса в Петербурге. Теперь он находится в Берлине, где производит сенсацию своею замечательною виртуозною техникою игры в шахматы"

20 ноября 1913 года 'Петербургская газета'

"Вчерашний день был триумфом молодого шахматиста с острова Кубы г. Капабланки. Он играл одновременно с 21 сильнейшим шахматистом Москвы. Бой длился 4½ часа. В результате г. Капабланка, выиграл 13 партий, проиграл 5 и окончил в ничью 3. Принимая во внимание, что вчера против г. Капабланки выступали только игроки первой категории, следует признать достигнутый им результат исключительным. Более блестящего результата вряд ли добился бы и сам «чемпион мира» г. Ласкер. На обдумывание своих ходов г. Капабланка тратил вчера так же мало времени, как и во время сеанса одновременной игры с второстепенными игроками.
Но самую игру вел, конечно, значительно осторожнее и с гораздо большим напряжением. Во время предыдущих сеансов не раз можно было наблюдать следующую картину: Г. Капабланка подходит к очередному противнику. Тот делает ход. Г. Капабланка с улыбкой рекомендует сделать другой ход:
— Это будет лучше...
Вчера таких советов г. Капабланка, конечно, уже не давал, и вообще никакой консультации, и даже разговоров в зале не допускалось. Публики было очень много. Тем не менее, во все время игры в зале царила мертвая тишина.
Выиграли вчера у г. Капабланки: гг. Алехин, Эстрин, Рубцов, Перельцвейг и Выгодчиков. Первым кончил партию г. Выгодчиков. Он выиграл у г. Капабланки через 1 ½ часа после начала партии. В ничью сыграли гг. Герцык, Зубарев и Исаев. Остальные проиграли.

12 февраля 1914 года "Русское слово"

Использованы материалы
"Wiener Schach_Zaitung" 1914 и сайта "Газетные старости"

Статья Эмануила Ласкера

Несколько дней тому назад г. Зноско-Боровский, одинаково известный и как писатель и как шахматист, прочел в с.-петербургском шахматном клубе доклад на указанную в заголовке тему. Я не был на этом докладе и отнюдь не намерен останавливаться здесь на его содержании. Но, сознаюсь, тема доклада меня в начале озадачила. Как, думал я, клуб приглашает на большой турнир чемпионов всех стран и тем не менее в докладе,организованном тем же клубом, столь заметно выделяются и отличаются трое из приглашенных? Что сказал бы старый Блекберн, если бы он присутствовал на докладе? И что должен был, слушая доклад, подумать доктор Тарраш? Соблюдает ли клуб обязательную для него меру беспристрастия?

Я задавал самому себе эти вопросы и колебался, не находя на них ответа

Однако, осведомившись у своих друзей, я пришел к заключению,что обстоятельства, сопровождавшие решение клуба, делают его вполне понятным а, следовательно, и извинительным.

Шахматный мир России живет в нынешнем году под знаком двух событий — приезда Капабланки и вызова, сделанного мне Рубинштейном.
Дискуссия, возбужденная этими событиями, как словесная, так и печатная, привела в столкновение различные интересы, всколыхнула страсти. Поэтому и предстоящей турнир возбуждает интерес, главным образом, с точки зрения участия в нем данных трех лиц. Это в известном смысле неправильно, однако, вопросы предпочтительности или разных степеней симпатии в столь же малой степени подлежат обсуждению с точки зрения рассудка, как и вопросы вкуса. Это вещи столь же произвольные, как и явления природы.

Я думаю, однако, что пора принять участие в дискуссии и одному из маэстро шахматной игры. Ибо сказано и написано много такого, с чем маэстро трудно согласиться.

Когда Капабланка приехал в Петербург, он воспламенил фантазию публики. Трое писателей, пользующихся в России литературным имнем, посвятили ему исследования, напечатанные в крупных изданиях. Один из этих писателей назвал Капабланку гением. Это сказано сильно, очень сильно. Подумайте, сколь огромно значение слова — гений. Что можно сказать об Аристотеле, о Шекспире, о Микель-Анджело, когда желаешь их возвеличить? Только то, и ничего больше, что они были гениями. Человеческий язык не знает слова, которое выражало бы более высокую степень преклонения. В гении воплощаются самыя возвышенные стремления человечества, самое возвышенное устремление и самое высокое достижение.

Гений — это вершина. Среди миллионов людей, населяющих землю лишь немногие удостоились названия гениев. Да иначе и не должно быть, ибо нельзя необдуманно раздавать самый почетный на земле титул. Есть тысяча ступеней, медлительно восходящих от ученика, получившего аттестат, через ремесленника и художника к совершенному мастеру. И даже самому великому из смертных человечество может ведь выразить свою признательность только этим единственным маленьким словом—гений.
Допустимо ли неосторожное обращение с таким словом? Если бы люди это делали, они принизили бы ценность, они лишили бы значения высшую награду. которую они в состоянии давать.

Можно ли после всего сказанного признавать за Капабланкой почетный титул гения? Сузим значение этого титула применительно к интересующей нас области шахматной игры. Мы все сойдемся на том, что Филидор, Морфи и Стейниц, проложившие новые пути в области шахматной игры, были гениальными шахматистами. Можно ли поставить Капабланку в один ряд с ними? По моему, нет. По моему он должен еще заслужить эту честь.
По моему, он должен для этого сделать еше больше, еще значительно больше того, что он сделал. По моему тот, кто убеждает Капабланку, что он уже занял в истории шахматной игры место в сонме славных слишком нескромно заглядывает в будущее и окаэываетъ сомнительную услугу самому Капабланке, он вводит его в заблуждение.

Я очень далек от того, чтобы недооценивать Капабланку; но я должен сказать, что быстрота, с которой он проводить сеансы одновременной игры и которая ставится ему в особенную заслугу, не имеет для меня ровно никакого значеня. Во-первых она отнюдь не доказана неоспоримо. По крайней мере средняя продолжительность его партий не меньше, чем и у других спещалистов по сеансам одновременной игры. К тому же эти сеансы привлекательны лишь для толпы. По существу же в них нет абсолютно ничего творческого. Но я вполне признаю его первенство. Он решительно побил Маршалля и взял первый приз на многих небольших турнирах и прежде всего в Сан-Себастьяне. Во время своего последнего турне по Европе он боролся с изумительным успехом. Это факты, которые не могут не вызывать уважения. И я охотно заявляю, что он исключительный по силе игрок.
В его игре чувствуется воля, твердая воля к победе, а такая твердая воля обладаетъ творческой силой. Поэтому он верно и точно рассчитывает. А так как он рассчитывает верно и точно уже в течении многих лет, то он усвоил себе умение, стоящее выше простого рассчета и тесно граничащее с интуицией.

Но его стиль обнаруживает один совершенно неискоренимый недостаток. Капабланка в жизни хороший спортсмен и плохой мыслитель.
В его игре одинаково резко бросаются в глаза то же достоинство и тот же недостаток. Он проявляет кипучую энергию при работе, при выполнении каждой задачи, при разрешении каждой проблемы. Но в его стиле незаметно ни следа общего, скажем — философского понимания положений на шахматной доске. Тут то же различие. что и между фотографом и художником. Капабланка схватывает положениe на шахматной доске с точностью фотографического аппарата, но он не одухотворяет положения. А между тем художник не только не желает, но и не может воспроизводить созерцаемаго иначе, как проведя его через горнила своего сознания.

Если бы шахматная игра исчерпывалась расчетном, то превзойти Капабланку было бы невозможно. Но тогда и шахматной игре наступил бы конец.
Притягательная сила ея была бы почти такая же, как и притягательная сила правил арифметическаго сложения. И она прекратила бы очень скоро свое существование. А если старая шахматная игра все же сохранила жизнеспособность, то очевидно в ней имеется и умозрительное содержание, сокрытое в таинственных глубинах. И тогда Капабланку можно и даже очень нетрудно превзойти.

Совсем не из того камня вытесан Рубинштейна Его первенство несравненно 6олее длительное и прочное, чем первенство его кубинскаго соперника. Немало взял он на своем веку первых призов и даже в Сан-Себастьяне, где он в личной встрече разбил Капабланку, моральная победа осталась за ним, а не за Капабланкой. Перед его нападением пасовали уже все маэстро, и лишь очень немногие могут похвалиться выигранной у него партией. К тому же партиям Рубинштейна свойственно нечто своеобразное, что ощущается в его игрe, хотя и не поддается объяснению, и что ясно указывает на глубину его идей. Чувствуется, что в нем живет дух, недовольствующийся объяснением конкретного случая, но ищущий более общих точек зрения, открывающих широкие перспективы.

Рубинштейн еще продолжает развиваться. Во время турнира в Сан-Себастьяне видно было, что он вдруг развернулся, что он делает скачек, что он становится более страстным и пламенным, чем был Капабланка, наоборот, уже законченный игрок. Что он есть, тем и останется. Он начал играть четырех лет от роду. Теперь формы его игры окончательно застыли.
От Рубинштейна мы можем ждать еще сюрпризов. Он, как плодородная почва, дарящая по мерe того, как становится старше, все новые, все более благородные плоды. Для шахматнаго мира в нем кроется клад, который следует беречь и охранять.

И вот мы все трое примем участие в одном и том же турнирe. Борьба, несомненно, будет жаркая, ибо каждый из нас всем сердцем, всеми силами будет добиваться победы. Но все же предстоящая борьба будет лишь одним из эпизодов. Решающего значения она иметь не может. Вопрос о преимуществе одного из двух стилей игры может быть решен лишь в матче между двумя противниками, встречающимися в целом ряде партий. В предстоящем турнире Капабланке придется доказать, что он достоин стать наряду с первыми игроками и что он заслужил возданные ему авансом похвалы. Для Рубинштейна и меня турнир имеет меньшее значение.
Но все же довольно большое. Наша совесть художников будет побуждать нас к действию.

Кто получит первый приз это вопрос туманого будущего. Быть может, никто из троих, которых выделила публика. Быть может, счастливцем окажется доктор Тарраш или доктор Бернштейн. А быть может, другой русский, юный Алехин. Или еще кто-либо из многих превосходных маэстро, приникающих участие в турнире. В шахматной игре часто случается самое неожиданное. Но несомненно то, что предстоящая борьба будет представлять исключительный интерес. И бесспорно прав будет тот, кто наблюдая за перипетиями игры, будет думать: да здравствует борьба!