И. РОМАНОВ, кандидат исторических наук

ХОТЯ И НЕ ЧЕМПИОН МИРА...

Рихард Рети родился 28 мая 1889 года в местечке Печинок близ Братиславы. Образование получил в Вене. Здесь же прошел школу шахматного мастерства. Высшие достижения приходятся на послевоенные годы. С образованием чехословацкого государства жил в Праге. Умер 6 июня 1929 года.

Как-то у Тартаковера спросили, что ждет в будущем Рихарда Рети, его семнадцатилетнего ученика. «Рети, — отреагировал Тартаковер, — станет когда-нибудь лучшим в мире шахматистом, хотя и не чемпионом мира! Он — ищущий художник, кого больше занимает причина вещей, чем их природа».

Типичный парадокс Тартаковера? В нем верно схвачен характер дарования Рети, проницательно предугадана его шахматная судьба! К началу 20-х годов с Рети мало кто мог равняться по славе, авторитету и популярности.

В основе признания лежали не только турнирные успехи, не только блестящие победы, одержанные в крупных международных турнирах в Кашау (1918), Гетеборге (1920), Теплиц-Шанове (1922), или призы, завоеванные в Остраве Моравской (1923, вслед за Ласкером), Карловых Варах (1923), Нью-Йорке (1924), Марианских-Лазнях (1925), Москве (1925). Казалось, однако, достижения Рети не в полной мере соответствуют масштабу его таланта. Отчасти сие обуславливалось тяготами удела шахматного профессионала, кочующего с турнира на турнир (за свою короткую жизнь Рети выступал более чем в 50 состязаниях!), из одной страны в другую, с континента на континент. И никакой передышки, никакой возможности отдохнуть или сосредоточиться. Отчасти обуславливалось. Главное же виделось в самой природе его таланта, таланта художника-мыслителя, искателя, экспериментатора, готового вроде бы поступиться во имя поиска истины даже спортивными целями.

Столь своеобразной репутацией Рети был обязан тоненькой брошюрке, вышедшей в Вене в 1922 году под названием «Новые идеи в шахматной игре». Но что, собственно, явилось причиной ее ошеломляющего успеха?

Представим-ка себе положение в тогдашнем шахматном мире. На рубеже двух столетий большинство шахматистов -присягнуло на верность школе Стейница — Тарраша. Школа сыграла немалую роль в постижении позиционных основ шахмат. Но она же способствовала торжеству шаблона и догматизма. Развитие шахматного мышления требовало новых идей — и они не могли не родиться. Первым на открытый бой решился Нимцович. В 1913 году он выступил на страницах «Винер шахцайтунг» со статьей «Соответствует ли «Современная шахматная партия» д-ра Тарраша современному пониманию игры?». Ответ на вопрос, вынесенный в заголовок, давался, разумеется, отрицательный. А после войны в лидеры нового движения выдвинулись Алехин, Боголюбов, венгерский мастер Брейер (чья безвременная кончина в возрасте 27 лет явилась для шахмат серьезной утратой), Рети и другие представители молодого поколения.

Именно Рети и выпало стать идейным и литературным глашатаем «шахматной революции» (по выражению Нимцовича), придать ее идеям наиболее законченное и яркое выражение. Несколько в стороне оказался Тартаковер с его вычурным и крикливым термином «гипермодернизм», что лишь затуманило суть дела. Алехин даже счел необходимым откреститься от словесного монстра: «Я заявляю раз и навсегда, что охотно отказываюсь от чести быть одним из основателей «неоромантической» или «гипермодернистской» школ в пользу изобретателей этих помпезных названий, выдуманных больше для вящего эффекта, чем для достижения того, что, на мой взгляд, является единственно ценным в нашем искусстве, а именно — красоты истины».

Вернемся, однако, к «Новым идеям в шахматной игре». Рети не столь наивен, чтоб не понимать значение теории Стейница. Но взгляды последователей Стейница и особенно Тарраша, «которые заимствовали технические приемы великого мастера, не обладая его творческой силой», грешат неточностями и пробелами.

Формулируя программу «новейшей школы», Рети исходит из признания шахмат не только игрой, но и искусством. «Еще сто лет назад, — пишет он, — шахматы были, без сомнения, только игрой, но... здесь мы имеем народившееся, развивающееся искусство».

Одну из основных ошибок своих противников Рети усматривает в абсолютизации ими шахматных принципов, объявлении их пригодными во всех случаях. Принципы, конечно, необходимы, без них нельзя было бы вообще играть шахматную партию. Но каждое правило является всего лишь приближением к истине, никаких абсолютно достоверных правил быть не может. Поэтому «шахматные правила должны подвергаться критике в каждом отдельном случае их применения». Знакомая в общем-то мысль: истина — конкретна.

«Новые идеи в шахматной игре» стали манифестом всех, кто стремился освободить шахматное творчество от оков догматизма, способствовать его прогрессу и расцвету.

Особенно живой отклик книга Рети получила в нашей стране. И это естественно. Не случайно в ней не раз называется имя Чигорина. При внимательном рассмотрении открывается, что глубинным истоком «шахматной революции» послужили именно чигорииские идеи, Сопоставим два высказывания — «Наш принцип гласит: в каждом положении играть по плану, "соответствующему позиции" (Рети) и «Уменье искусно комбинировать, способность находить в каждом данном положении наиболее целесообразный ход, скорее ведущий к выполнению задуманного плана, выше всяких принципов или, вернее сказать, и есть единственный принцип в шахматной игре, поддающийся точному определению» (Чигорин). Позднее Рети признает и сам: «Нынешнее поколение шахматистов во многих отношениях склоняется к идеям Чигорина...».

Сеанс одновременной игры гроссмейстера Рихарда Рети в московском клубе «Динамо». 1925 год.

Рети связывала с нашей страной большая, искренняя дружба. Он всегда деятельно сотрудничал в советской шахматной печати. Его пригласили участвовать в Московском международном турнире 1925 года. Здесь он поделил 7-е и 8-е места с Романовским — вполне почетный итог, учитывая выдающийся состав турнира. Рети внимательно и заинтересованно всматривался в приметы новой жизни, открывавшиеся его зоркому взгляду. «Я счастлив находиться в стране, — взволнованно говорил он, — где шахматы становятся народной игрой. Мастера, сознающие, что они творят для широких масс, а не для замкнутых кругов, смогут проявить себя во всем своем блеске». Вещие слова!

Через несколько месяцев Рети снова приехал в СССР. Не обошлось и без сеансов, но не ради них предпринял поездку чехословацкий гроссмейстер. В дни международного турнира он познакомился с дочерью поэта Сергея Городецкого. В мае 1926 года они поженились. Рагнеда Сергеевна стала для Рети верным и добрым спутником жизни, сопровождала его во всех странствиях, ухаживала за ним в дни болезни, оказавшейся роковой...

* * *

Пропаганда «новых идей», развернутая Рети, подкреплялась примером его собственного творчества. В области дебютно-теоретической следует прежде всего упомянуть начало, получившее его имя. Печать гениальности (не побоимся высокого слова, как не боялись его современники) лежит на лучших партиях Рети, являющих прекрасный сплав идейности, фантазии, художественности. Недаром сам Алехин называл Рети единственным, кто порой ошеломлял его неожиданными замыслами.

Рети хорошо известен и в этюдной композиции. Позиции этюдов Рети жизненны, словно слепки с подлинных партий. Естественность в них не принижается до обыденности, банальное побеждается неожиданным и оригинальным.

В. Платов, редактировавший отдел этюдов в журнале «Шахматы», так оценил произведение Рети: «Прекрасная игра! Белые из своего затруднительного положения, — хотя и располагают ферзем против двух фигур, — выбираются благодаря ряду тонких ходов, ставящих черных в положение цугцванга. Превосходна живая позиция этюда, навеянная, возможно, практической игрой».

Шахматная деятельность Рети была удивительно многосторонней. Выдающийся практик и композитор дополнялся в нем страстным пропагандистом. Ради этой высокой цели Рети не щадил своих сил в неустанных гастролях.

На этой почве между Рети и Алехиным развернулось небывалое соревнование за обладание мировым рекордом в игре «вслепую». Соперники оказались достойны друг друга. По числу досок первенство осталось за Рети (Сан-Паулу, февраль 1925 года, +20 — 2=7), но в процентном отношении результат, показанный Алехиным в том же месяце в Париже (+22 —3 =3), был выше. И притом один из героев столь поразительных достижений, демонстрировавших всю мощь человеческого мозга, сетовал в житейских, делах на плохую память. Рети постоянно забывал трость, зонт, шляпу, а его желтый портфель стал притчей во языцех. В ходу была добродушная шутка: «Там, где находится портфель Рети, его самого уже давно нет. Этот кожаный портфель — доказательство «предсуществования» Рети».

Блестяще проявил себя Рети как шахматный литератор, автор бесчисленных статей, нескольких книг. Глубокая и оригинальная мысль представала в них в столь совершенной форме, что ей мог бы позавидовать самый искусный мастер пера. Ласкер даже заметил, что если бы Рети не избрал шахматного поприща, он сделался бы романистом.

Новым словом шахматной педагогики стал «Современный учебник шахматной игры» Рети. В его основу положена мысль, что для овладения какой-либо областью умственного творчества необходимо повторить в личном опыте основные этапы ее исторического развития. Вообще истории шахматных идей Рети придавал исключительно важное значение, считая, что только ее знание позволяет шахматисту определить пути шахматного прогресса и следовать им. Отсюда — попытка раскрыть принципы шахматного искусства в их историческом развитии на материале творчества корифеев шахмат, оставивших заметные вехи в этом процессе. В результате получился, по отзыву Шпильмана, идеальный шахматный учебник, истинное чудо, ибо по нему могут учиться все — от новичков до гроссмейстеров. В СССР книга Рети, переведенная прямо по рукописи профессором А. Смирновым, выдающимся ученым-литературоведом и активным деятелем шахматной организации, вышла даже раньше, нежели на языке оригинала. Вторая ее часть сопровождалась трагическим известием о смерти автора.

Всю первую половину 1929 года Рети провел в утомительной поездке по Швеции и Норвегии. Ему предстояли ответственные выступления в нескольких международных турнирах. Рети использовал передышку в несколько недель, чтобы отдохнуть и завершить работу над «Современным учебником шахматной игры». Учебнику суждено было стать его лебединой песнью. Внезапно подкралась болезнь — скарлатина...

Шахматная общественность всего мира, и особенно нашей страны, была потрясена жестокостью смерти, оборвавшей жизнь чехословацкого гроссмейстера. Находясь в расцвете творческих сил, он стоял на пороге новых свершений.

Источник: "64" 1980, №11