Ройбен Файн

Общие замечания о шахматной игре

(фрагменты)

  Шахматы - одна из старейших игр западной цивилизации. Историки обычно относят ее появление приблизительно к VI-VII вв. н.э., местом же рождения шахмат они называют Индию. В Европу шахматы проникли в XIII веке.

  Однако лишь в последние сто лет шахматы приобрели всеобщую популярность. Первый международный турнир состоялся в Лондоне в 1851 году. С тех пор международные состязания стали проводиться регулярно. Так как почти во всех цивилизованных странах были приняты единые правила игры, шахматы стали поистине всемирным средством общения.

  Количество литературы о шахматах, состоящей из сборников партий мастеров и учебников, в которых даются рекомендации по улучшению игры, выросло до таких размеров, что превышает число книг о всех других играх, вместе взятых.
  В настоящее время наибольшую популярность шахматы приобрели в Советском Союзе, где они считаются национальным видом спорта.

Многие шахматисты знают, что от шахмат исходит особая магия, притягательность. Во время игры забываешь обо всем: жене, друзьях, семье, бизнесе. Шахматный мир становится самодостаточным. Поединки могут длиться часами, иногда даже сутками, внешний мир отходит на второй план. В любом шахматном клубе найдется хотя бы один человек, который посвятил всю свою жизнь шахматам: такой, что ест и спит с шахматами и думает только о них. Случается (правда, довольно редко), что это профессионал, влачащий жалкое существование; однако это всегда человек, фанатично преданный древней игре.
  Перспектива укрыться в мире шахмат от обстоятельств внешнего мира настолько соблазнительна, что многие, понимая умом всю опасность такого перехода, полностью бросали игру, возвращаясь к ней, только когда у них в жизни уже не оставалось никаких других интересов.
Один священник XVII века, имя его неизвестно, оставил яркое описание того, как шахматы воздействовали на него. Свой труд он назвал «Грехи шахмат»:

1. Шахматы крадут у человека огромное количество времени. Сколько драгоценных часов (которых мне никогда не вернуть) бездарно провел я за этой игрой!
2. Шахматы обладают способностью очаровывать человека. Я был околдован ими: когда начинал играть, то уже не имел силы прервать это занятие.
3. Даже когда я оставлял шахматы, они не оставляли меня. Они преследовали меня в моих штудиях, на моей кафедре. Когда я молился или читал проповедь, то мысленно продолжал играть в шахматы, шахматная доска словно стояла у меня перед глазами...
4. Шахматы не позволили осуществить множество принятых мной серьезных решений, более того, я не выполнял клятвы и обещания. Порой я, настроенный самым решительным образом, обязывал себя играть лишь с несколькими товарищами за раз либо с одним, но скоро нарушал все данные себе обязательства...
5. Из-за шахмат я потерял покой, мое сознание было искалечено. Я предавался грустным размышлениям о шахматах, когда был настроен очень серьезно. Мне кажется, что если бы я должен был сейчас умереть, воспоминание об игре причиняло бы мне большие страдания, шахматы словно неусыпно смотрели бы мне прямо в глаза. Я читал жизнеописание знаменитого Яна Гуса, и там было сказано, какие большие страдания претерпел он из-за этой игры перед самой смертью.
6. Игра в шахматы вызывала во мне и моих противниках множество других грехов, таких, как страсть, ссоры, празднословие (или даже ложь). Она приводила к пренебрежению исполнением многих моих обязанностей перед богом и людьми...

Разительный контраст по сравнению с властью, которую шахматы имеют над ее страстным поклонником, составляет отношение к данной игре стороннего наблюдателя. Он может смотреть на нее как на холодную, скучную, малоинтересную, крайне сложную и заумную головоломку и потому совершенно не способен пережить ту же бурю эмоций, которая проносится в голове у играющего.
  В шахматы играют преимущественно мужчины. Хотя не существует точной статистики, соотношение между мужчинами и женщинами, играющими в шахматы, вероятно, будет составлять примерно сто к одному. Даже в России, где шахматы официально являются формой досуга, женщины проявляют к ним гораздо меньше интереса. Лишь одна женщина когда-либо достигала такого уровня, что могла соперничать с мужчинами в одном соревновании (речь о Вере Менчик). В бридже ситуация совершенно обратная. Здесь женщины часто участвуют в соревнованиях, достигая званий мастера, лайфмастера и входя в состав команд, побеждающих на мировых чемпионатах.
  Чтобы хорошо играть в шахматы, необходима определенная степень общего интеллектуального развития. Ребенку младше восьми лет трудно достичь достаточного умения в этой игре для ведения полноценной борьбы, обычно это случается не ранее, чем в десятилетнем возрасте.
  Широко распространено мнение, что для игры в шахматы требуется высокоорганизованный ум. Хотя это и не подтверждено опытами в России и тестами с Решевским, было бы необоснованно отказываться от этого здравого наблюдения без более основательного исследования. Исторический
обзор де Гроота указывает на множество достижений шахматных профессионалов и в других областях человеческой деятельности.
  Интерес к шахматам часто проявляется в определенные этапы развития личности. Первая волна увлечения обычно приходится на предпубертатный период, примерно в 10-12 лет. Затем можно обнаружить мальчиков, необычайно преданных шахматной игре в раннем юношестве. В средних школах нередко наиболее посещаемой или одной из самых посещаемых является как раз шахматная секция, в колледжах же особенного отношения к шахматам уже не наблюдается. Наконец, когда люди минуют средний возраст, то часто возвращаются к шахматам после многолетнего перерыва.
  Все специалисты сходятся на том, что с точки зрения игрока шахматы принадлежат к играм, которые глубоко захватывают человека, становятся их страстью. Множество юношей и мужчин относятся к ним так, словно речь идет о самом главном в их жизни. Они покупают и изучают книги по шахматам, день и ночь играют партии, связываются и ведут игру с другими шахматистами по почте и даже по радио. В это время их главная цель - усовершенствоваться в игре и превзойти другого, и для ее достижения они предпринимают все возможные усилия. Глубокое волнение, которое испытывает человек, когда становится участником соревнования, нередко так же велико, как и при получении высокой отметки в школе или повышении по службе. Пока шахматист прогрессирует, он полностью погружен в шахматы. Рано или поздно, однако, наступает состояние «плато», когда по той или иной причине игрок не может двигаться дальше в своем развитии. В этот момент многие теряют интерес к игре и либо сокращают время, посвященное шахматам, либо бросают их вовсе. Постоянную привязанность (на всю жизнь) сохраняет лишь небольшая группа.

* * * * *

  Для стороннего наблюдателя безразличие к окружающему миру представляется наиболее отличительной чертой шахматного игрока. Многочисленные карикатуры изображают двух шахматистов, которые начинают партию еще мальчиками, а заканчивают уже седобородыми стариками.
  Сами игроки вполне сознают свою склонность полностью уйти в собственные мысли, забыв о физической деятельности. Это представляет для них настолько большую опасность, что в турнирах пришли к необходимости ограничивать время на ходы. Примерно с 1880 года все соревнования проводятся с использованием шахматных часов. Забавный случай произошел в партии Паульсен - Морфи, которая игралась еще без часов. Соперники просидели за доской одиннадцать часов, не сказав ни слова и не сделав ни одного хода. В конце концов Морфи, проявивший невероятную терпеливость, вопросительно взглянул на соперника. Паульсен удивился: «Так сейчас мой ход?».
  Игрок может думать часами над одним ходом, но в случае необходимости способен играть со скоростью молнии. Турниры по быстрым шахматам, или рапиду, которые сейчас так часто можно увидеть, играются с контролем 10 секунд на ход. Иногда мастера играют даже в так называемый «блиц», где они обязаны отвечать мгновенно, меньше чем за секунду. (У современных рапида и блица контроль немного иной - Прим. ред.) При таких контролях времени появляется возможность за один вечер сыграть десятки, а порой и сотни партий. Самая медленная из игр становится самой быстрой.

  Упомянутые выше контрасты весьма характерны для всего процесса мышления в шахматах. В турнирах обычным контролем времени является два с половиной часа на 40 ходов. Это означает, что игрок может распределять время по своему усмотрению, лишь бы он успел сделать 40 ходов в отведенные ему два с половиной часа. Нередко случается, что игрок затратил, скажем, два часа и 28 минут на 25 ходов. Тогда на оставшиеся 15 ходов у него остается всего две минуты. Такая ситуация называется цейтнотом. Испытывая столь колоссальную нехватку времени, шахматист, который до этого почти не двигался, за оставшееся время успевает сделать все необходимые ходы, иногда поразительно точные. Невольно задаешься вопросом, о чем же он думал раньше? Если можно найти хороший ход за десять секунд, зачем тратить на него полчаса?
  Ответ на этот вопрос заключается в постоянной неопределенности, которая окружает шахматиста. Позиции, которые возникают в процессе игры, зачастую весьма сложны. В ряде случаев бывает нетрудно обнаружить верное продолжение, но обычно это не так. На тщательный анализ всех возможностей и определение лучшего хода могут уйти часы, иногда дни. За доской мало кто может быть уверен, что нашел правильное решение, чаще полагаются на так называемую оценку позиции или интуицию. Представление дилетанта, что шахматный мастер может заглянуть на 25 ходов вперед - не что иное, как миф, хотя профессионал, разумеется, рассчитывает варианты точнее, чем новичок.
  Таким образом, игрок постоянно испытывает неуверенность в себе. Если его вынудить, он может что-то предпринять и разрубить гордиев узел, если же нет, он предпочитает проверять и отсеивать идеи, пока не подойдет как можно ближе к верному ответу.
  Де Гроот уподобляет этот процесс научному исследованию, в котором различные гипотезы изучаются экспериментальными методами. Однако есть одно существенное отличие. Шахматный игрок свои гипотезы может проверить только в уме; как только он приходит к какому-либо решению, то должен сделать выбор. Таким образом, он испытывает гораздо большее напряжение, чем, например, исследователь химических процессов, который может произвести один опыт, а если он не приведет к успеху - перейти к другому.
  Когда очередь хода за соперником, игрок спокойно может размышлять над позицией - пять, десять минут, иногда полчаса или даже час. Можно было бы предположить, что в это время он будет изучать положение на доске. Но такое происходит редко. Большую часть «свободного» времени он тратит на обычные мысли, никак не связанные с шахматами. При этом напряжение за доской сохраняется, так как игрок не знает, в какой именно момент очередь хода перейдет к нему.
  Итак, вновь мы видим яркий контраст: возбуждение, неопределенность, напряженные поиски при своем ходе и праздное времяпрепровождение при ходе соперника. И состояние непрекращающейся общей напряженности на протяжении всей партии. Поэтому не вызывают большого удивления многочисленные жалобы шахматистов на то, что игра заставляет их «нервничать». Многие бросают шахматы, потому что не могут выдерживать напряжения или приходят к выводу, что результаты не стоят затрачиваемых усилий.
  Что касается разговоров во время игры, то здесь в шахматах наблюдается схожий парадокс. Правила запрещают игрокам обмениваться фразами во время официальных соревнований, зато в легких партиях соперники нередко ударяются в другую крайность и не перестают разговаривать за доской. Кто-то декламирует стихи Льюиса Кэролла. А кто-то придумывает особый нелепый язык, не имеющий никакого смысла и понятный только ему одному. Например, кто-то, объявляя шах, может в этот момент сказать сопернику: «Шминкус крачус тифус мит плафкес шрум-шрум». А другой: «Давай уедем в город Вера-Крус, в котором четыре креста». Ничего подобного в обычной речи не наблюдается. Играющие словно дают понять, что любая физическая деятельность сейчас воспринимается ими несерьезно, на детском, инфантильном уровне. Как известно, употребление слов не в их первоначальном значении характерно для обсессивного (т.е. маниакального, навязчивого, одержимого - Прим. перев.) мышления.

Все эти разнообразные крайности делают процесс мышления шахматиста более понятным для нас. Эго шахматиста использует его интеллектуальные способности и фантазии для управления конфликтами. Но оно не позволяет этому процессу (мышлению) заходить слишком далеко. Поскольку шахматы - это живая игра, шахматист все время возвращается назад, к реальности. Мысль заменяет действие, но и действие тоже прерывает свободный полет мысли. В этом отношении шахматист отличается, скажем, от обычного мечтателя или шизофреника, которых ничто не может оторвать от их грез.
  Сам процесс мышления все время меняется: то он требует очень высокой организованности, в определенном смысле сравнимой с решением задачи при научном исследовании, то становится просто выражением самых разнообразных обсессивных наклонностей. Переход от действия к мысли может оказаться либо реализацией умственных способностей личности, либо защитным маневром, предохраняющим ее от различных страхов перед физическими действиями, либо комбинацией этих двух вариантов.
  Шахматы должны развивать одни свойства ума больше, чем другие. Какие же? Русские исследования, проведенные в 1925 году, пытались ответить на этот вопрос, но методика испытаний, по сегодняшним меркам, была слишком грубой. Пока мы можем выдвинуть следующие идеи лишь в качестве гипотезы.
В шахматах, по всей видимости, преобладают четыре аспекта интеллекта: память, мышление зрительными образами, организованность и воображение. (Дэвис в факторном анализе шкалы интеллекта Векслера-Белльвью в 1952 году весьма четко установил семь факторов. Из них три почти полностью соответствуют приведенным выше: мышление зрительными образами, общие рассуждения и выведение концептуальных связей. Выдвигаемое здесь предположение заключается в том, что аспекты интеллекта являются в основном автономными функциями Эго в том смысле, который в это понятие вкладывает Хартманн.)

Чтобы хорошо играть в шахматы, необходимо помнить сотни, а то и тысячи встречавшихся ранее положений. Память шахматного профессионала становится настолько глубоко специализированной и натренированной, что он часто совершает такое, что обывателю кажется невероятным. Мастер может играть на 50-60 досках одновременно, при этом он переходит от одной доски к другой, на каждой делая по одному ходу. Если позиция на какой-нибудь доске меняется привычном для него образом, например, пешка идет вперед на одно поле, он мгновенно распознает это изменение. Хотя мастер этого и не осознает, он явно носит с собой какие-то следы (причем достаточно точные) памяти положений на всех шестидесяти досках.
  В основе всего лежит мышление зрительными образами (визуализация), так как игроку разрешается передвигать фигуры только во время совершения хода. Любопытно отметить, что Адамар в своих исследованиях творчества математиков обнаружил, что визуализация у них играет незначительную роль, математики склонны мыслить более абстрактно. Это может оказаться определяющим фактором, когда требуется сделать выбор между математикой и шахматами.
  Постоянное мышление зрительными образами развивает способность шахматиста играть не глядя на доску («вслепую»). Любой шахматный мастер может без особого труда вести одну партию вслепую, а многие и сразу несколько. Мировой рекорд одновременной игры вслепую, установленный гроссмейстером Мигелем Найдорфом, на сегодняшний день составляет 45 досок. (В 1960 году венгерский мастер Янош Флеш побил этот рекорд, проведя в Будапеште сеанс одновременной игры на 52 досках - Прим. ред.) Чтобы управиться с таким количеством позиций, мастер должен быть в состоянии удерживать в уме сорок пять постоянно меняющихся картинок шахматной доски, при этом правильно соотнося каждую картинку с ее номером, а также свободно вызывая в памяти точный образ любой картинки. Как и в случае с теми, кто может молниеносно перемножать числа в уме, данную способность трудно применить где-то еще, она почти полностью ограничена шахматами вслепую. Впрочем, не исключено, что если такой шахматист серьезно займется какой-либо другой областью деятельности, то его способности сохранять визуальные образы в памяти будут развиваться и там. Обычная память при игре вслепую также играет важную роль. Как правило, после такого сеанса игрок может точно воспроизвести все ходы каждой партии.

  Организованность мышления также играет весьма существенную роль в шахматах. Шахматист должен уметь координировать и объединять действия фигур таким образом, чтобы они были максимально эффективны. В этом смысле шахматная стратегия сходна с военной, поэтому в военных школах, например, в Вест-Пойнте, шахматы традиционно преподают как обязательный предмет.
Воображение в шахматах очень близко визуализации, но до некоторой степени независимо от него. Сами по себе шахматы - искусственное творение. Подобно музыке, искусству и литературе они могут становиться самостоятельным миром, далеким от практических нужд личности и вообще лишенным какого-либо применения в ежедневных делах. С миром искусства больше всего шахматы объединяет возможность фантазировать на доске.

Источник: