Н. Греков

по поводу нью-йоркского турнира

В „American Chess Bulletin" приводится мнение Капабланки о результатах нью-йоркского турнира:

„Я сильно разочарован результатами последнего (нью-йоркского) турнира, так как ожидал, что молодое поколение проявит себя лучше. Я думал, что кто-нибудь из молодых шахматистов с достоинством выдержит сравнение с классом игры старых мастеров. Тогда мне доставило бы удовлетворение дать ему возможность выиграть звание чэмпиона мира или, если бы он отказался, то я бы мог найти путь отстраниться без урона для шахмат и для престижа звания чэмпиона мира. Победа Ласкера заставляет меня изменить свое намерение. Если бы я отстранился теперь, то звание чэмпиона мира опять досталось бы Ласкеру, и восстановилось бы прежнее положение, что нежелательно. Итак, я должен оставаться на своем посту. Я не думаю, что Ласкер сколько-нибудь сомневается в моем превосходстве над ним. Оставляя в стороне вопрос о точном количестве приверженцев, прочно придерживающихся своих взглядов, фактически после борьбы в Гаванне исход нью-йоркского турнира ни у кого не мог породить никаких сомнений. Во время турнира я был в таком плохом состоянии, что могу лишь удивляться, как мне удалось занять второе место. Тем не менее, при личной встрече с Ласкером, я его победил. Откровенно говоря, я убежден, что и во втором матче Ласкер сыграл бы не лучше, чем в Гаванне. Я искренно убежден, что в Гаванне Ласкер играл лучше, чем в Нью-Йорке и что он взял первый приз, главным образом, потому, что молодые маэстро играли ниже своей силы. Я не хочу умалить этим значения его успехов, которые действительно исключительны, если принять во внимание, что они проявлялись на международных турнирах в течение более 30-ти лет. Я хочу лишь представить вещи в правильном свете. Его игра была хороша, но не отличалась разнообразием. Гораздо больше надо удивляться его настойчивости и решительности. Я выступаю лишь половину того времени, что он, но отнюдь не могу проявить такой энергии на подобном турнире, — это могло бы случиться лишь в том случае, если бы мое звание чэмпиона мира оказалось в опасности. Что касается других участников, то лучшими были результаты Маршалля. Он играл настолько хорошо, что почти никто не мог этого ожидать. Что касается Алехина, который перед турниром казался кандидатом на звание чэмпиона мира, то он разочаровал своих приверженцев. Однако, я думаю, что он может играть лучше. Если бы шахматный мир пожелал увидеть действительно хороший матч, то надо было бы устроить встречу между Ласкером и Алехиным. Это было бы очень интересно".

Болезненная самовлюбленность чэмпиона мира давно известна, и потому высказываемые им мнения о себе мало интересны. Статья, однако, затрагивает другой вопрос, гораздо более важный: почему, как говорит Капабланка, „нежелательно", чтобы звание чэмпиона мира носил Ласкер? — или, применительно к данному событию: что знаменует собой для шахматного искусства победа Ласкера в Нью-Йорке? Капабланка в приведенной выше заметке не дает ответов на эти вопросы; их разбирает подробнее, оказывающийся по данным вопросам единомышленником чэмпиона мира, Е. А. Зноско-Боровский:

„Не надо быть сторонником Капабланки или Алехина, чтобы желать победы одному из них: достаточно для этого только думать о шахматах, об их совершенстве и развитии". „Первый приз, завоеванный Ласкером, ничего не открывает в будущем, не двинет нашу игру вперед, а возвращает ее к прошлому" („Шахм. Листок", № 16).

Итак, успех Ласкера является показателем застоя в шахматном искусстве... Какие, однако, основания имеются для такого утверждения?

Если предположить, что Ласкер, завоевавший звание чэмпиона мира 30 лет назад, играет теперь так же, как и тогда, то, несомненно, факт его первенства доказывал бы отсутствие прогресса в шахматном искусстве; в этом случае были бы правы и Капабланка, и Зноско-Боровский, считающие нежелательными успехи Ласкера. Однако, считать показателем роста прогресса в шахматах успех того или другого лица слишком наивно. С гораздо большим основанием можно было бы высказать другое, обратное суждение: поскольку несомненным является прогресс в шахматном искусстве и быстрый рост уровня силы игры, то факт первенства одного и того же лица доказывает рост силы игры его.

Лучшим и даже единственно правильным показателем силы игры в разные эпохи являются партии серьезных состязаний. Тарраш в предисловии к „Die moderne Schachpartie" (1912) между прочим пишет: „Какое развитие получило шахматное искусство за последние десятилетия, как сильно поднялся общий уровень силы игры и научный подход к шахматной партии, становится очевидным при критическом рассмотрении сборника партий из прежнего хотя бы и не особенно давнего времени, напр., парижского турнира 1878 г. В большинстве этих партий проявляется столько дилетантизма в понимании игры и в технике, что не будет слишком смелым, если я выскажу мнение, что уровень силы игры маэстро того времени приблизительно соответствует силе игры лучших участников современных побочных турниров".

В заметке по поводу результатов турнира в Остраве Моравской (1923) я уже имел случай констатировать прогрессирование силы игры Ласкера („Шахматы", 1923 г., № 7/8). Интересно по этому вопросу мнение и самого Ласкера; во время своего последнего пребывания в СССР Ласкер как-то заметил: „Теперь я совершенно по другому трактую позицию, чем раньше. Прежние мои партии при переигрывании кажутся мне скучными". Поскольку постоянный, изумительный прогресс силы игры Ласкера является неоспоримым, то и опасения за возможность застоя в шахматном искусстве в связи с победами его теряют всякое основание.

Факт существования в шахматном искусстве нового течения, гипермодернизма, создал мнение, что прогресс в шахматах будет связан с торжеством представителей этого направления. Однако, с течением времени по мере углубления новых идей, практической проверки жизненности их и критической оценки они утрачивают свои крайности; они вливаются в общую сокровищницу шахматного искусства и уже теперь становятся органически неотъемлемой частью миросозерцания каждого шахматиста. Представители прошлого модернизируются, — и классик Ласкер, и нео-классик Капабланка восприняли все лучшее, что принес гипермодернизм. С другой стороны, и проповедники гипермодернизма отказались от многих нездоровых крайностей его и тем самым приблизились к классицизму. Не надо быть пророком, чтобы предсказать, что в недалеком будущем грани между классицизмом и гипермодернизмом сотрутся, — оба течения сольются на едином пути искания истины в шахматном искусстве.

Источник: "Шахматы " 1924 № 10-11