Арон Нимцович

(Перевод статьи Ф. Палича из журнала „Deutsche Schachzeitung“)

Арон Нимцович родился 7-го ноября 1886 г. в Риге. Происходя из зажиточной семьи, он получил хорошее образование. Студентом учился в Германии. После мировой войны он переехал в Копенгаген.

В шахматной игре, которой Нимцович посвятил себя полностью, он уже к 20-летнему возрасту достиг силы первоклассного маэстро. Уже 20 лет подряд он с прекрасным успехом состязается на международной арене. Во многих первоклассных по составу международных турнирах он достигал великолепных результатов — было бы слишком долго перечислить все его успехи. Свою огромную силу он показал в самое последнее время (в 1925 году — в Мариенбаде, где он делил с Рубинштейном первое место, в прошлом году, в Дрездене и Ганновере, где оставил позади себя первоклассных соперников и без единого проигрыша добился почти 100-процентного результате). После дрезденского турнира его с полным основанием считают одним из серьезнейших претендентов на мировое первенство.

Нимцович — не только талантливый шахматный маэстро. В лице Нимцовича мы, несомненно, имеем своеобразно одаренную натуру, полную противоречий. Он сам говорит про себя, что не может солидаризироваться с другими в своих чувствах и настроениях, а, наоборот, невольно становится в оппозицию к обыденному. Не сказывается ли в этом болезненное нервное расстройство, которое вызывает у Нимцовича чувство одиночества и часто заставляет его считать себя окруженным со всех сторон враждой и преследованиями?... Отсюда его пессимистическое миросозерцание и его общеизвестная нервная раздражительность во время турнирной игры.

Нимцович избегает шаблонных и проторенных путей. Тип его игры, соответственно намеченным особенностям его натуры, выработался на почве протеста против „моды“, на почве недоверия ко всему обыденному. Эти отличные от других методы и воззрения в шахматной игре рутинеры и „теоретики" иронически окрестили „чудачеством", пока не заметили, что вся эта система глубоко продумана и основана на научных методах.

Нимцович оказался подходящим человеком, чтобы поколебать старую окостеневшую школу, и ныне является признанным „отцом школы гипермодернистов". В своем еще незаконченном труде „Моя система" он изложил свои взгляды, и эта книга — одно из выдающихся творений современной шахматной литературы.

Ныне каждый любитель шахматной игры может изучить его систему и попытаться следовать по его пути. Я полагаю, что это будет только внешним подражением, так как оригинальное, одновременно тонкое и сложное, присущее Нимцовичу, с трудом усваиваемо и может быть только прирожденным. Глубокое и сложное — это тот элемент, в котором Нимцович чувствует себя, как дома. В шутливой и потому утрированной форме это сказано о нем другим гроссмейстером: „В такой-то партии Нимцович получил явно выигрышное положение, так что оставалось только добить противника, но это было к его несчастью. Он совершенно растерялся, так как это было слишком просто, а он ведь понимает только в сложных положениях".

* * *

Из личных воспоминаний

Ознакомившись, по поручению редакции, с интересной статьей Палича, пользуюсь случаем, чтобы с своей стороны поделиться личными впечатлениями о Нимцовиче

Я познакомился с Нимцовичем в Берлине в 1903 г., когда ему не было еще 17 лет.

Рижане, познакомившие меня с ним, сообщили мне о нем много интересного. С детства он обратил на себя внимание своими способностями. Мальчиком 13 лет он ушел от отца, не желая жить на средства буржуа. Прожил отдельно чуть ли не несколько месяцев. В школе выделялся особенно по математике. Профессор математики Рижского Политехникума заинтересовался им и дал ему лестную рекомендацию к германскому профессору в Мюнхене, куда он и направляется.

Сын одного из сильнейших рижских шахматистов, Арон вскоре превзошел своего отца.

При первой же встрече мы сели за доску. Нимцович предложил мне подряд две жертвы фигуры. Первую жертву я принял, а от второй благоразумно отказался и выиграл. Оба мы разошлись с убеждением, которое сочли излишним скрыть друг от друга, — что можем дать противнику своему кое-что вперед. В сущности оба мы были правы: я в смысле соотношения сил в то время, он — в смысле превосходства идей.

В дальнейшем мы часто встречались; одно время даже жили в одной комнате. Берлинская шахматная, кафейная жизнь его всецело захватили. Возвращался обычно в 4 часа ночи. Часто будил меня и показывал игранные им партии. Комбинации бывали такие, что невольно прощал ему эти бессонные ночи. Особенно помню один случай, когда он под самое утро показывал мне свою партию с ныне покойным Эрихом Коном; Нимцович в этой партии творил чудеса со слоном и несколькими пешками — против 2 ладей противника.

Часто мы вели также беседы на общие темы. Интересы его были разнообразны и ни в коем случае не ограничивались шахматной доской. Казалось невероятным, что этот живой, одаренный юноша станет только шахматистом.

Через некоторое время Нимцович уехал из Берлина, и я его надолго потерял из виду. Встретились мы вновь в 1911 году, когда он уже был известным маэстро. Его узнать нельзя было. Он превратился в того мизантропа, которого так превосходно описывает Палич. Когда мы пошли в кофейню, он не стал сам делать заказа, а попросил меня это сделать — не хотел разговаривать, выражал отвращение к людской массе.

Жизнь „европейская”, жизнь шахматиста-профессионала сказалась.

Больше я с Нимцовичем не встречался и только по отчетам о международных турнирах следил за его шахматной карьерой. Не раз казалось, что вот-вот он берет первый приз, но всегда к концу Нимцович „срывался”, хотя оставался на хорошем месте. Только в 1926 г., когда он подряд взял несколько первых призов и опередил в одном турнире всеобщего фаворита Алехина, о нем узнали все и заговорили, как о кандидате в чемпионы мира. В последнем, только что закончившемся Нью-Йоркском турнире шести „первых”, где не хватало только двух „первых” (Ласкера и Боголюбова), он занял почетное место в первой тройке. Первые 9 туров он шел даже наравне с Капабланкой и далеко впереди Алехина, но после проигрыша в 10-м туре Видмару сразу „сдал” (это так характерно для Нимцовича!) и откатился.

Тем не менее, казалось бы, он может быть доволен: участвовать в мировом состязании в числе шести сильнейших игроков мира и среди них оказаться на 3-м месте — впереди Видмара, Шпильмана и Маршалла — казалось бы, чего же лучше? Но Нимцович вряд ли удовлетворен, он имеет основания не быть удовлетворенным.

В сущности, он принадлежит к породе неудачников, т.-е. людей, не осуществивших всех своих возможностей. А возможности эти у него были большие. Были?.. Или Нимцович еще не сказал своего „последнего слова”?

В. Блюменфельд

Источник: "64" 1927 №7-8.

Полный список публикаций на нашем сайте