М. М Ботвинник, Л. Ф. Спокойный

СУМБУР В КОМПОЗИЦИИ

" По производству ходиков советские часовые фабрика прочно удерживают первое место в мире".

(Из фельетона М. Кольцова)

Время от времени на страницах нашей печати появляются статьи, в которых идеологи задачной композиции пытаются в сотый раз пережевывать старую, всем давно набившую оскомину, тему о колоссальном значении задачной композиции и о тех несправедливостях, которые ей чинят шахматные организации. Не страдая излишней скромностью, „вожди от композиции" усиленно набивают себе цену, расхваливая себя, как советских композиторов: „ни в одной стране", „советская школа", „первая в мире" и т. д. Если случается встретить возражения на подобную статью, то они принадлежат композиторам другого города или лагеря и сводятся к тем же самым перепевам, не затрагивающим, однако, существа дела.

Между тем, давно наступило время пересмотреть идеологические позиции наших композиторов и указать им на их заблуждения и ошибки. Вначале целесообразно заняться этим шахматистам-практикам, которые не погрязли еще в тине „продолженных защит“ и „комбинаций в попытке" и поэтому могут беспристрастно подойти к оценке современных заданных идей. Ведь не напрасно утверждает т. Барулин („64“ № 11), что шахматная композиция „родная сестра" практической партии; так кому же, как не брату, поучать родную сестру, если она сбилась с правильного пути.

Но дело в том, что мы, шахматисты-практики, считаем, что современная заданная композиция состоит не в столь близком родстве с шахматной партией. Этюд не теряет тесной связи с практической партией, он действительно приносит большую пользу практику, задачная же композиция в известной своей части с каждым годом все дальше и дальше отходит от нее, и связь ее с шахматной партией с точки зрения идейного содержания в настоящее время более чем эфемерна.

Основное в шахматах — практическая игра. Все остальное: теория дебютов, задача, этюд играют подчиненную роль, и нам нужны лишь постольку, поскольку они помогают развитию практической игры. Шахматная задача исторически выросла из практической партий, все больший же отход ее в сторону отвлеченного творчества делает ее существование с точки зрения шахматиста-практика просто н е н у ж н ы м.

Композиторы пытаются утверждать, что современная задачная композиция учит „по настоящему разбирать сложные позиции, ценить материал, знать доску и силу отдельных фигур, приобретать точность анализа и, наконец, понимать шахматную красоту" (Барулин). Всему этому современная задачная композиция вовсе не учит.

Что ждет шахматист-практик от задачи? Во-первых, он ищет в ней ярко-выраженную идею, напоминающую ему идеи практической партии. Во-вторых, он хочет, чтобы эта идея была бы замаскированной и труднонаходимой и, в-третьих, чтобы эта идея была бы художественно выражена.

Вместо всего этого композиторы преподносят ему позиции, по идеям ничего общего не имеющие с партией, а в некоторых случаях (сказочные шахматы) составленные даже не по правилам шахматной игры. „Через композицию,—говорит Барулин, — шахматист вводится в новый мир шахматных идей и комбинаций, которых он в практической партии никогда не встретит". Вот в чем дело! Композиторы разрабатывают идеи, не встречающиеся в практике шахматиста, совершенно игнорируют его требования, а после этого удивляются, что задачами мало интересуются.

Что касается трудности решения, то вопрос сводится к знанию некоторых технических приемов, которые позволяют без всякого труда разгадать механизм задачи.

Характерно, что задачная композиция вполне сознательно встала на этот путь „наименьшего сопротивления" по сравнению с тем, который ставило перед ней идейное сближение с практической партией. Именно этим „наименьшим сопротивлением", повидимому, объясняется пристрастие наших композиторов к двухходовкам, а не трехходовкам, обнимающим более широкий диапазон идей, но технически труднее осуществимым. Укажем здесь хотя бы на задачу № 1797 Л. И. Куббеля, получившую I приз в нашем конкурсе трехходовок, с нашей точки зрения вполне приемлемую.

Спросите квалифицированных шахматистов, почему они скептически относятся к композиции, и вы получите приблизительно такой же ответ, какой нам дал один ленинградский мастер: „В кривое зеркало можно смотреть один-два раза, не больше".

Возьмем для примера задачу Барулина, получившую II приз на конкурсе VII Всесоюзного съезда

„Блестящая", повидимому, задача, но что она может дать шахматисту-практику? Кроме вреда, ничего! Неужели ему нужны эти „белые клапаны" и „нейтрализующие включения"; искусственные вычурные идеи, которые не могут встречаться в шахматной партии? Безусловно нет!

Соль вопроса, конечно, заключается не в наивных попытках композиторов оправдать свое существование. Все современное течение в композиции, в первую очередь в двухходовке, которая с исключительным вниманием насаждается советскими композиторами, может быть определено двумя словами —„формалистическое трюкачество“. Надуманные идеи, совершенно не связанные с практической партией, голые технические приемы, построенные на искусственном движении фигур, вычурные неестественные построения — вот

что характеризует современную двухходовку. Те же идеи пытаются перенести на трехходовку, а „сказочные шахматы" являются, так сказать, квинтэссенцией сумбура в композиции.

Весь этот багаж мы получили с Запада. Спрос вызывает предложение, и ни для кого не секрет, что наши композиторы очень неравнодушны к своим успехам в заграничных конкурсах. То, что Исаев усовершенствовал ту или другую тему, а Барулин разработал „белые комбинации", не делает еще советской шахматной школы, и в этом утверждении заключается еще одно принципиальное заблуждение наших композиторов.

Мы не собираемся умалять, но считаем нужным и не преувеличивать достижения наших композиторов. Хвастливые, но глубоко ошибочные заявления вроде того, что „половина нашей многомиллионной (?) армии шахматистов пришла к шахматам через газетную диаграмму" относим к числу тех, одно из которых служит эпиграфом нашей статьи.

Наши выводы сводятся к следующему. Советская задачная композиция, вопреки утверждениям буржуазных идеологов и их последователей в СССР, должна сделать крутой поворот в сторону шахматной партии. Только при сближении идей задачной композиции с практической партией она может рассчитывать на соответствующее нашему движению распространение. Технические и творческие ресурсы наших лучших композиторов достаточно хорошо известны, чтобы сомневаться в возможности выполнения поставленного перед ними требования. Дело самих композиторов определить идейные и художественные рамки, в которых они могут работать, шахматисты же практики всегда смогут дать достаточно объективную оценку достижений в борьбе за новое направление.

Во всяком случае наступил момент, когда формализму в задачной композиции должна быть объявлена беспощадная война, как это сделано уже на фронте искусства.

"Шахматы в СССР" 1936 г., №3