Я. Рохлин

К ВОПРОСУ О СУЩНОСТИ ШАХМАТНОГО ТВОРЧЕСТВА

(В порядке обсуждения)

Несмотря на обилие специальной литературы, до сих пор в целом не установился правильный научный взгляд на шахматы. Существующие за границей и в СССР теории разрознены, половинчаты и не доведены до конца. Ряд исследований, мыслей Эм. Ласкера, Рети и других мастеров все еще ждут своей систематизации. Такое состояние приводит к тому, что шахматы находятся в каком-то плену наносных и легкомысленных тенденций, рассматривающих эту область умственной деятельности со стороны ее внешнего оформления: деревянной доски, деревянных фигур и "деревянной неподвижности" исполнителей. Здесь налицо — бытовое заблуждение, основанное на вкоренившейся у человека привычке обращать внимание прежде всего на внешнюю форму незнакомого предмета. Когда перед нами стоит обыкновенный деревянный мольберт или старая запыленная деревянная скрипка, мы уже не замечаем, что в них заключена та же самая условность формы. Ибо за ними невольно встает какой-то знакомый пейзаж или слышится музыка, к которой все привыкли с детства. Но при виде шахматных фигур, причудливо расставленных на доске, если не понимаешь их назначения, ощущаешь чувство даже боязни, словно находиться в каком-то лабиринте,— и форма всецело поглощает содержание. Любопытство может вызвать только внешний момент: кто оказался первым и последним, победителем или побежденным. Но и этот спортивный интерес, конечно, будет больше волновать зрителя, если он попадет на мировое состязание в марафонском беге или на конкурс факиров-шпагоглотателей. И шахматы для малопосвященных будут хорошим средством „занять время", а для тех, кто ощущает чувство боязни, приверженцы шахмат предстанут в виде людей, одержимых только им известкой „шахоманией".

В чем значение шахматной культуры?

Всякое искусство говорит языком своих образов, которые наглядно показывают существенный характер тех или иных явлений природы. Художник стремится отобразить окружающее и ответить на вопрос, чем должна быть культурная и производственная жизнь. Но усвоение и понимание художественного произведения — процессы мысли далеко не пассивные, они требуют способности восприятия и „силы воображения". И „Наталью Тарпову" Семенова не всякий поймет так, как это следует. Ищущий „эмоциональных" мест равнодушно пробежит страницы высокого литературного достоинства. Еще меньше найдет он смысла в музыке Шостаковича или в этюдах Ринка.

Шахматное творчество выражается в действии, материалом для которого служат шахматная доска и фигуры, средством — композиция движений фигур и ц е л ь ю — создание художественного произведения. Оно нарождается постепенно, мысль за мыслью, в результате согласованных сочетаний ходов на доске, где каждая фигура живет, ведет борьбу, выполняет известные идейные функции и создает положительные и отрицательные образы. Внешняя форма шахмат условна, как условны клавиши рояля и декорации на сцене. Будут ли на шахматной доске 64 или 144 клетки, 16 или 30 фигур также безразлично, как участие в "Войне и мире" 200 или 1000 действующих лиц. Это изменяет количественный материал, расширяет его пространство, но не влияет на идейное содержание.

Но шахматные идеи более глубоко скрыты за их оболочкой, чем идеи искусства вообще. Поэтому понимание грандиозности шахматных произведений и самосовершенствование возможно только при наличии у человека особого воображения и активного восприятия творчества. Последнее обстоятельство и делает шахматы отвлеченным понятием для человека, незнакомого с ними. Музыку многие слушают, совсем не понимая ее тонкостей, но шахматы никак не звучат, если не знаешь детально, на каком языке ови говорят. А от незнания до пренебрежения, как известно, — один только шаг. В связи с этим в Западной Европе и у нас существуют взгляды, что шахматы — головоломный умственный спорт. Этот исторический пережиток сохранился с того времени, когда шахматы еще находились в своем эмбриональном состоянии, были окутаны тьмой легенд и не имели своей науки. В настоящее время между шахматами и спортом столько же общего, сколько между музыкой, живописью и тем же спортом. Виртуозность композиции пианиста Рубинштейна, отмеченная международным конкурсом, может быть аналогична виртуозности его шахматного однофамильца, но совершенно несравнима с достижениями бегуна Нурми или теннисиста Ла-Коста. Это — совершенно различные области. Спортивное зрелище в СССР—средство для привлечения масс к физической культуре, к физическому оздоровлению. В спортивном рекорде налицо чистая техника приема, но, конечно, нет никакой движущейся творческой мысли и содержания. Этим данный вопрос надо считать исчерпанным.

Шахматы — искусство. Они имеют свою тематику и теорию, свою технику и стиль. Элементы шахматного действия: сила, пространство и время взяты из самой природы. В этом их колоссальность и жизненность. Конечно, на шахматном материале образы получают своеобразную окраску, в зависимости от творческих средств художника. Но и симфонические произведения создаются из фантастики звуков, которых в таком стройном сочетании вовсе и нет в природе, но которые волнуют и привлекают нас своей мощностью, своим величием.

Самое замечательное в шахматах — это то, что их действие протекает в чрезвычайно напряженных условиях, ибо мастер одновременно — композитор и дирижер (исполнитель). Его творчество должно сочетаться с виртуозностью воли, с полным подчинением фигур дирижерской воле,— только тогда шахматное произведение будет суммой средств для внушения, а шахматы — искусством, пробуждающим, действующим и волнующим. Неправильная тема комбинации, неэкономичность средств, беспомощность техники сводят их взаимоотношения к нагромождению шаблонных приемов, к примитивной игре ребенка. Вот где отличие между искусством и игрой, между настоящим творчеством и той „деревянной" ограниченностью, о которой мы говорили в начале нашей статьи.

Поэтому на выдающихся шахматных концертах (турнирах) произведения никогда не повторятся, а рождаются вновь. Одновременно здесь происходит сравнительная реализация дарований. Победители международных турниров — это творцы новых шахматных идей. Их открытия включаются в энциклопедию шахматных знаний и могут быть в любое время восстановлены, отображая в себе стиль и глубину мысли их современников. Это дает возможность дальнейшего совершенствования шахматной науки.

В условиях СССР шахматы, помимо своего творческого значения, являются средством борьбы и воспитания воли. Они возбуждают и организуют мышление, поднимают активность масс и учат их умению бороться и побеждать. Для эпохи реконструктивного периода шахматы — необходимое орудие для направления сознания широчайших масс трудящихся в сторону культурной и организованной жизни.

Источник: "Шахматный листок" 1930 №5