Е. ЗАГОРЯНСКИЙ

МАШИНА И ШАХМАТЫ

Американский математик профессор Винер является одним из видных деятелей современной кибернетической науки.

В своей книге «Кибернетика и общество», недавно переведенной на русский язык, проф. Винер уделяет шахматам немало внимания. Это понятно. Автор много занимался шахматами. Он сам говорит в своей книге, что «шахматиста из него не вышло». Но такой вывод он сделал не сразу, а лишь после длительного ознакомления с шахматным искусством. Винер не стал шахматистом мастерской силы, но, безусловно, он — сильный любитель. Первый же сконструированный в США электронный «мозг», в создании которого Винер принимал значительное участие, был им вскоре испытан на шахматном поприще.

О результатах этого шахматного автомата уже было написано немало. Машина из разряда «логических», или «думающих», была сконструирована как счетно-аналитическое устройство высшего класса. Она была оснащена для шахматной игры специальным «программированием» и, действительно, в 1956 году сыграла несколько партий, одна из которых была напечатана.

Чехословацкий гроссмейстер Пахман в статье, напечатанной в № 3 «Бюллетеня ФИДЕ» за 1958 год, обстоятельно суммировал результаты игры машины. Напомним вкратце эти результаты читателю. В партии против машины играл рядовой любитель. Машина белыми допустила ряд дебютных неточностей, но и партнер ее играл далеко не безупречно. Он добился определенного преимущества, мог выиграть сразу, не нашел решающего продолжения, сохраняя некоторое преимущество до конца. — и вдруг машина. на элементарной связке, зевнула ферзя.

Дело было не в финальном зевке и не в результате. Еще ранее машина сделала ходы а2—а4 и h2 — h4 в позиции, где они абсолютно ничем не были оправданы.

Попробуем несколько глубже разобраться в причинах неудачи машины профессора Винера. По классическому определению гроссмейстера Рети «шахматная сила — это сила оценочной способности».

Именно этого в шахматной машине нет. Вся ее работа построена на огромной скорости электронных процессов. Благодаря им она может проделывать по 100 000 элементарных операций в секунду и даже более этой чудовищной цифры. Машина Винера рассматривает все без исключения варианты, не отбирая их. Она не умеет отбрасывать ненужное, как это делает даже слабый, неопытный шахматист. Она рассматривает все подряд.

Невольно вспоминаешь слова Чехова о том, что «искусство писать — это искусство вычеркивать...». Именно вычеркивать машина Винера и не умела.

В статье Смилги, помещенной в журнале «Шахматы в СССР» № 6 за 1958 год, говорилось о том, что и с чисто арифметической стороны перспективы машины Винера в борьбе против человека не блестящи: пятиходовый расчет, по Смилге, практически недоступен машине, ибо потребует от нее многих рабочих часов.

Однако скорость электронных процессов весьма велика, число операций, производимых машиной в секунду, может увеличиваться в очень широких пределах, и поэтому арифметические возражения В. Смилги, на наш взгляд, не следует рассматривать как непреодолимые. Не количественные, а качественные затруднения неизбежно должны появиться на пути нового шахматного автомата, и только они могут затормозить надолго его победную поступь.

В своей книге «Кибернетика и общество» проф. Винер признает несовершенство первого автоматического шахматиста, не пытаясь ссылаться на объективные причины того или иного порядка. Однако он не считает, что нависшая над шахматами угроза ликвидирована. Напротив, в книге «Кибернетика и общество» он довольно подробно рассказывает о новой «думающей машине» Шеннона, работающего в лабораториях телефонной компании Белл. По сравнению с первым вариантом машины в конструкцию Шеннона внесены существенные изменения.

Машина Шеннона сконструирована не для игры в шахматы. Она является счетно-аналитическим устройством общего типа с рядом усовершенствований. Проф. Винер говорит о том, что введенные дополнительно в машину Шеннона «режим ограничения» и «режим предпочтения», а также сложная «система поправок» на «исключение вилки», сохранение принципа взаимозащищенности фигур и меры против «зевков» повели к значительному повышению шахматной силы машины.

По словам Винера, новшества эти теоретически разработаны в трудах профессора Принстонского института исследований повышенного типа фон-Неймана. Любопытно, что сам профессор фон-Нейман (создатель весьма спорной, но интересной «теории игр») говорит, что создать плохо играющую машину очень легко, а хорошо играющую — крайне трудно и даже почти невозможно. Проф. Винер приводит эти слова фон-Неймана, но с выводами его не согласен. «Я разделяю предположение Шеннона, — пишет он, — что такая машина (имеется в виду вариант машины Шеннона, выполненный специально для шахматной игры) играла бы на уровне хорошего любителя и даже, возможно, на уровне мастера. Ее игра была бы негибкой и довольно неинтересной, но намного безопаснее игры любого человека».

В этом высказывании имеется внутреннее противоречие, на котором хочется остановиться.

Разве для настоящей мастерской игры в нашем понимании этого слова не обязательна гибкость? Разве отсутствие зевков и подставок само по себе способно обеспечить подлинно мастерскую силу?

Человек не может состязаться с машиной в скорости или продуктивности. Здесь он заранее обречен. Но совсем другое дело — творческий процесс, непременной чертой которого является гибкость.

По Винеру, машина может иметь записанными на ленте все варианты того или иного дебюта, и ее можно научить выбирать из них наилучшие. Пусть так. Дебют будет разыгран по последнему слову книжной теории и закончится в- пользу машины. Но ведь за дебютом последует середина игры.

Человек будет возможно чаще менять план — как угнаться машине за этим сложнейшим оценочным процессом?

Настоящий мастер почти всегда сумеет отказаться от формальной логики. Он будет искать и находить парадоксальные позиции, которых в шахматах так много. Машина знает, что две ладьи больше, чем ферзь. Она приучена играть на материальное преимущество. Разве сможет она отказаться от взятия двух ладей за ферзя, учитывая активность, которую разовьет на доске вражеский ферзь через десять или двенадцать ходов? А ведь настоящий мастер обязан предвидеть такие вещи — и он предвидит их.

А как быть с безбрежным морем позиций типа «инициатива за пешку»? Такие позиции порой анализируются десятилетиями, и никто, ни один гроссмейстер не может ответить вполне четко — правильно или неправильно была пожертвована пешка. Достаточно вспомнить многие замечательные алехинские жертвы.

Задача, стоящая перед любой шахматной машиной, была бы значительно упрощена, если бы ее создатели могли определенно установить, что любая шахматная позиция относится к одной из трех категорий: «белые выигрывают», «черные выигрывают» и «ничья». Но ведь существуют тысячи позиций, которые нельзя с уверенностью отнести ни к одной из этих категорий, а можно лишь сказать, что она относится к одной из трех просто потому, что четвертого исхода не существует. А если позиция не имеет определенной оценки? Уж не машина ли ее установит?

Последние «думающие машины» переводили и переводят со многих европейских языков: они безошибочно переводят деловой, фактический текст, любые официальные документы. Они «выучены» даже не делать орфографических ошибок. Но пока что никому не приходит в голову поручать машине художественный перевод, перевод литературного произведения. Там, где дело не может быть исчерпано «подстановкой равнозначащих», где вступают в силу такие понятия, как вкус или интуиция, там невольно отметается математический принцип, а с ним и созданные устройства, которые все-таки не думают, а «выбирают.

Электронная техника неуклонно идет вперед. Возможно, что скоро электронные машины будут свободно справляться с самыми трудоемкими шахматными расчетами.

Но что делать там, где расчета вообще нет, где все дело в оценке позиции?

Жизненность шахматного искусства, его устойчивость в веках тем и определяются, что шахматы разнородны по своей структуре. Не одна только логика, не одни только познания, не одна безошибочность составляют шахматную силу. Фантазия, интуиция, словом, творчество — вот та почва, на которой человек намного сильнее любой машины. И навряд ли когда-нибудь сможет машина преодолеть этот разрыв и сравняться в творческом плане с ищущим, думающим, смелым художником.

Источник: "Шахматы в СССР" 1959, №3