Что такое комбинация?
А. КАРЛСОН
Хотя комбинациям посвящено много книг, а еще больше статей и разделов в учебниках, единого мнения о ней, увы, нет до сих пор. В статье «Что такое комбинация?» («Шахматы в СССР», № 10, 1980) гроссмейстер Ю. Авербах оживил стихнувшие в последнее время споры об этом важнейшем элементе шахматной тактики. Стихнувшие потому, что после длительных разногласий теоретики и авторы книг, казалось бы, стали приходить к общему мнению.
Начало спорам положила, как известно, статья М. Ботвинника в журнале «Шахматы в СССР» (1939), где комбинация определяется как форсированный вариант с жертвой
В более ранних определениях (Эм. Ласкер, П. Романовский, М. Эйве), а также в тех книгах, где комбинация лишь иллюстрировалась примерами (например, Э. Шифферс. — «Самоучитель шахматной игры», 1907), жертва ее обязательным элементом не считалась. Мнение о комбинации сравнительно полно было выражено П. Романовским в книге «Миттельшпиль» (1929): «Комбинация есть вариант (или группа вариантов), на протяжении которого обе стороны делают вынужденные ходы и который заканчивается объективной выгодой для активной стороны»
Именно жертва стала яблоком раздора в возникших затем спорах: следует ли ее считать обязательным элементом комбинации? Другие, менее существенные замечания касались уточнения формулировок М. Ботвинника и П. Романовского.
Особенно жаркими были споры в 50-е годы. Журнал «Шахматы в СССР» в 1952 году даже провел на эту тему дискуссию, которая, однако, не выявила общего мнения. Видимо, из-за этого итоги ее не подводились. Спустя несколько лет журнал «Смена» (редактор шахматного отдела мастер В. Люблинский) обратился к своим читателям с предложением дать определение комбинации Итоговая формулировка, опубликованная на страницах журнала, помнится, была лаконичной, но заслуживающей внимания: «Комбинация есть форсированный вариант, содержащий красивую идею или жертву». Примечательно, что решающее значение для читателей имело эстетическое воздействие комбинации. Однако большинство теоретиков не считало жертву обязательным элементом комбинации, и в вышедшем в 1964 году «Шахматном словаре» в основу определения комбинации была положена формулировка П. Романовского
Но к середине 60-х годов многие авторы книг и статей начали склоняться к мнению, что комбинация все же должна содержать жертву и за основу надо взять формулировку М. Ботвинника. Эта точка зрения возобладала после выхода в свет работы И. Бондаревского «Комбинации в миттельшпиле» (1965). Характерно, что гроссмейстер А. Котов, посвятивший немало работ шахматной тактике, изменил свое первоначальное мнение и также стал придерживаться формулировки М. Ботвинника (например, в статье «Комбинационное зрение» — «Шахматы в СССР», № 7, 1975). Еще более категоричное высказывание мы находим в учебнике Ю. Авербаха и М. Бейлина «Путешествие в шахматное королевство» (1976): «Жертвы, нужные для достижения определенных выгод, называют комбинациями». Но Ю Авербах в последних работах (в частности, в статье «Что такое комбинация».—«Шахматы в СССР» № 10, 1980) пересмотрел отношение к жертве и предложил следующую формулировку: «Комбинация есть преобразование сочетания ряда фигур обеих сторон, форсированно ведущее к координированному сочетанию связей, приносящему выгоду одной из сторон». Под связями Ю. Авербах понимает возникающие в процессе борьбы взаимоотношения между фигурами и пешками как своими (поддержка, перекрытие), так и своими и соперника (нападение, ограничение, угроза превратить пешку в ферзя, угроза задержать пешку королем). Преобразование сочетания фигур — это ходы, варианты. Предложение, по существу, повторяет формулировку П. Романовского, лишь более конкретно указывается конечная цель комбинации.
Значит, жертва для комбинации не обязательна? Позволю себе не согласиться с доводами Ю. Авербаха.
Прежде всего отметим, что комбинация — не предмет или математическая формула, которые поддаются точному описанию и определению. Представление о ней складывается на основании общего мнения, и в первую очередь мнения ведущих шахматистов. Все сходятся на том, что комбинация — это высшее проявление красоты в шахматах. Еще Тартаковер однажды оценил ее как «...возможность невозможного. Это божественная искра, которая... озаряет как метеор шахматную партию». «Мы называем шахматы искусством, — писал А. Котов, — прежде всего потому, что в них есть красота комбинаций, доставляющая эстетическое наслаждение каждому подлинному любителю шахмат». С этим, похоже, согласен Ю Авербах, сожалея, что определение комбинации через жертву «дискриминирует, принижает эндшпиль, представляет его в глазах широкого круга любителей шахмат менее увлекательным, менее интересным, чем середина игры».
В чем красота комбинаций? В том, что они внезапны, неожиданны. основаны на переоценке ценностей. Это «своеобразный «взрыв» на шахматной доске, во время которого теряют свое значение обычные «повседневные» расчеты и представления» (И. Бондаревский. — «Комбинации в миттельшпиле», 1965). Такой взрыв происходит только в тех случаях, когда осуществлена жертва. Именно она придает комбинации красоту и чарующее своеобразие. Форсированные же варианты без жертв, связанные с осуществлением каких-либо интересных идей, могут покорить нас своей логикой, но далеко не всегда красотой. Потому-то у Ю. Авербаха, как он признается, и «не лежит душа» к определению комбинации через жертву. Но ведь в шахматной литературе устоялись термины «задачный ход», «этюдный выигрыш» и т. п., и никто, мне кажется, не оспаривает мнения, что художественная ценность таких ходов и замыслов может быть даже выше комбинационных взрывов.
По формулировке Ю. Авербаха в разряд комбинаций попадают окончания, в которых вообще трудно найти элементы эстетики. Возьмем, например, следующую схему. Белые — Фе4, Ле5. Черные— Kpd6. Форсированное оттеснение короля на край доски и матование его (1. Лd5+ Крс6 2. Фс4+ Крbб 3. Лd5+ Кра5 4. Фа4Х). по Ю Авербаху, является комбинацией: здесь есть и форсированный вариант, и координированное сочетание связей (нападение, поддержка, ограничение). Но думается, что и сам Ю. Авербах не назовет подобные окончания комбинациями.
Критикуя формулировку М. Ботвинника, к сожалению, ІО. Авербах не всегда аргументирует свои возражения, и поэтому некоторые его мысли остаются незавершенными. Так, он пишет, что в тактической борьбе в качестве средства вынуждения применяются не только жертва, но и угроза, нападение, цугцванг, размен. А что же из этого следует? И что этим хочет доказать автор?
Далее, Ю. Авербах приводит финальную позицию известного этюда Р Рети (Белые — Кре5, п с6. Черные — Крb6, п h4). По своему смыслу, считает он, последний ход белых (Kpf6—е5) представляет собой двойной удар, разновидность обычной «вилки». «Если вы согласитесь с этим выводом, — пишет Ю. Авербах, — вы должны согласиться и с тем, что определение комбинации через жертву оказывается слишком узким: в него не укладывается ряд позиций, которые по своему характеру должны быть причислены к комбинациям». Почему? Ведь двойной удар или «вилка» никогда не считались обязательным признаком комбинации.
Для любого правила можно найти исключения. Вероятно, и формулировка М Ботвинника не идеальна, хотя критическая аргументация Ю. Авербаха представляется спорной. В то же время нельзя не согласиться с тем, что нет единой классификации комбинаций, что чуть ли не каждый автор трактует ее по-своему. Ю. Авербах предлагает свою классификацию. Она приемлема и для формулировки М. Ботвинника и охватывает все виды комбинаций. По существу, это классификация по тематическим позициям. Темой комбинации П. Романовский (и большинство других авторов) называет особенности конечной позиции, которые характеризуют результат комбинации (двойной удар, мат, пат и т. п.). Попытки классификации по темам предпринимались и раньше, но затрагивали лишь некоторые виды комбинаций. Правда, классификация Ю. Авербаха слишком общая. Так, комбинации против короля разделены всего лишь на две части — заканчивающиеся матом и двойным ударом. При изложении материала в учебниках требуется большая детализация.
К сказанному хотелось бы добавить, что недостатки в изложении теории комбинации не ограничиваются только областью классификации. В последнее время шахматная лексика обогатилась всевозможными терминами и определениями. В них нелегко ориентироваться не только начинающим шахматистам, но и тем, у кого есть опыт. Происходит это, на мой взгляд, по двум причинам.
Во-первых, не все элементы шахматной тактики имеют четкие определения. К примеру, что такое тактический прием? Почти никто из авторов не разъясняет его смысл, а содержание нередко представляют по-разному. Так, Я. Рохлин («Шахматные занятия», 1979) относит к тактическим приемам (наряду с отвлечением, завлечением, перекрытием и т п.) также атаку на короля, мат на последней горизонтали, а А. Кобленц («Рассказы о комбинациях на шахматной доске», 1970) — промежуточный ход, выигрыш темпа, пат, ловушку. Думается, что это все-таки не тактические приемы.
Во-вторых, и сами авторы путаются порой в терминах. Еще П. Романовский выделил в качестве основных элементов теории комбинации (именно элементов теории, а не самой комбинации, как пишут некоторые) мотив, идею, тему и дал им довольно четкие недвусмысленные определения, получившие права гражданства и широко используемые в книгах и статьях. Тем не менее в эти понятия вкладывается иногда и другой смысл. Отвлечение (идею комбинации) называют и темой (Н. Новотельнов. — «Знакомьтесь: шахматы», 1976), и мотивом (Б. Баранов. — «Штурм королевской крепости», 1970).
Я. Нейштадт в «Шахматном практикуме (М., ФиС, 1980) вообще не делает различия между идеей и темой (по аналогии с шахматной композицией), хотя в вышедших почти одновременно других книгах (например, А. Суэтин. — «В лаборатории шахматиста», М , ФиС, 1979) такое различие имеется. И все это происходит в учебной литературе, адресованной широкому кругу любителей шахмат.
Не везет связке. Формально все ее определяют более или менее одинаково. А чем она служит в комбинации? Здесь уже единогласия нет: связка у разные авторов является и идеей, и темой, и мотивом, и приемом, и тактическим средством. Любопытно, что в книгах последнего времени о комбинациях (А. Кобленц. — «Рассказы о комбинациях», 1970; X. Мучник. — «Рассказы о комбинациях на шахматной доске», 1979; Я. Нейштадт, «Шахматный практикум», 1980) среди разделов о тактических приемах есть и разделы о связке. Но сущность этого приема ни один из названных авторов объяснить не смог. И неудивительно. Рискну утверждать, что такого приема вообще не существует! Связка может характеризовать особенности исходной позиции и наталкивать на поиск комбинации В этом случае, по П. Романовскому, связка является мотивом. Иногда она характеризует и особенности финальной позиции. Тогда связка — тема комбинации. Обратимся к примерам.
Вот позиция, возникшая в партии Розенблат — Волк (1977), помещенная в недавно вышедшей книге А. Костьева «Шахматный кружок в школе и пионерском лагере» (1980). Позиция эта служит примером тактического приема связки «в чистом виде».
Связка слона е5 наталкивает на поиск комбинации. После 1. Лb8! Л : b8 2. С: е5+ Kpg8 3. С : b8 белые остаются с лишней фигурой. Несомненно, связка здесь была лишь мотивом, а комбинация осуществлена с помощью тактического приема, связанного с жертвой ладьи и сочетавшего две идеи: отвлечения (ладьи с вертикали е) и завлечения (той же ладьи на поле b8).
Обратимся к позиции из партии Бронштейн — Любитель (сеанс одновременной игры, 1970). В ряде книг она также иллюстрирует связку как тактический прием
Белые выиграли ферзя посредством 1. Лd8-|- Кр: d8 2. Ф: е4. Здесь связка характеризует особенность финальной позиции и является темой комбинации, а достигается она благодаря тактическому приему завлечения (короля на поле d8).
Почти все авторы выделяют в качестве самостоятельного тактического приема блокирование. На мой взгляд, это весьма спорно. Возьмем, например, классическую схему спертого мата, которая иллюстрирует блокирование буквально во всех учебниках.
После 1. Фg8+! Л: g8 2. Kf7X черный король заблокирован, но это особенность заключительной позиции, то есть тема комбинации. Достигается же цель снова с помощью тактического приема — завлечения (ладьи на g8).
Некоторые авторы нередко ошибаются даже в тех случаях, когда тактический прием в решении комбинации выражен точно и однозначно Скажем, комбинация из партии Малих — Буэно (Лейпциг, 1977) иллюстрирует в книге Я. Нейштадта «Шахматный практикум» тактический прием освобождения линии.
1. b5! cb 2. Фh8+ Kpf7 3. Фg7+ Кре6 4. Фf6+ Kpd7 5.Ф:а6. Но ход 1. b5 — типичный прием отвлечения (пешки с6 с шестой горизонтали) а не освобождения линии, как считает автор книги. Подобные неточности, к сожалению, встречаются весьма часто. В упоминавшейся уже книге X. Мучника этим страдает чуть ли не каждый второй пример.
С ошибками иногда приходится сталкиваться и там, где их вообще трудно ожидать. Казалось бы, со спертым матом все должно быть ясно — уж слишком много о нем написано. Но в учебнике И. Чегаровского «Шахматы для начинающих», выпущенном в 1980 году на украинском языке, этот мат и илюстрируется примером из партии Толуш — Смыслов (год не указан).
После 1. Лg8 Л:g8 2. Kf7 черные действительно получают мат, но не спертый, так как их король ограничен не только своими фигурами.
Число подобных примеров можно было бы и умножить. Но и из сказанного видно, что в теории комбинации и в книгах о ней много противоречивого и даже ошибочного. Причины здесь разные.
В последнее время в различных областях науки и техники стали вводить ГОСТы на термины и определения. Это вызвано необходимостью: неоднозначные толкования предметов и явлений порой обходятся дорого. И в теории шахматной тактики многое тоже нуждается в уточнении и в более четких формулировках. От этого выиграют все любители шахмат, стремящиеся к совершенствованию.
"64" 1981 №13 |
