МОИ ВОСПОМИНАНИЯ О ЧИГОРИНЕ

Ф. И. Дуз-Хотимирский

33 года прошло с тех пор, как я впервые увидел Чигорина — того Чигорина, который своим гением привил мне любовь к шахматной игре.

В 1899 году я и С. А. Шиманский организовали шахматный кружок в Киеве и пригласили на «гастроли» знаменитого гроссмейстера Яновского, который сочувственно отнесся к моему увлечению шахматами и даже рекомендовал меня организатору 2-го Всероссийского турнира П. П. Боброву, как возможного участника этого турнира. И вот 25 декабря (ст. ст.) 1899 года я впервые приехал утром в Москву. 26-го в 5 час. вечера явился на Б. Дмитровку в докторский клуб (ныне это помещение занимает МК ВКП(б)). Пустой большой зал, паркетный пол и сверкающая чистота смутили меня... Я струсил. Официант, видя невзрачного вида молодого человека, поспешил обратиться ко мне с вопросом, что мне нужно здесь. «Я приехал на Всероссийский турнир и прошу отвести меня к председателю турнира". Оказалось, я пришел слишком рано и П. П. Боброва еще не было. Официант предложил мне пройти в буфет и там указал на меня какому-то гражданину грозного вида и огромного роста. Гражданин имел большую седоватую бороду и шевелюру на голове а Іа Карл Маркс. Правый его глаз неистово вращался. Он обратился ко мне со словами: «Вы тоже, молодой человек, участник турнира? Садитесь. Позвольте отрекомендоваться: Эммануил Степанович Шифферс». Я так и ахнул, но тут же решил, что у знаменитого мастера обязательно должен быть большой рост, большая борода и грозный вид. Вскоре стали стекаться участники турнира и гости. Явился и Яновский. К 6 часам зал был полон. Время начала турнира уже истекло, но игры не начинали. Ждали Чигорина... Вдруг гам и шум затихли. Шопот прокатился по залу: «Чигорин!Чигорин!...» С замиранием сердца я обратился к соседям: Где же Чигорин? — и искал человека на голову выше Шифферса, так как Чигорин ведь был еще более знаменит.

Наконец я увидел М. И. Полное разочарование: он даже чуть ниже меня! Все же, несмотря на рост, Чигорин произвел на меня впечатление своей наружностью. Меднокрасноватого цвета лицо, черные с проседью волосы, небольшая бородка, глаза темнокарие, большие, пронзающие, с несколько суровым и грустным оттенком, но ласковые.

Начался турнир. Большинство предсказывало победу Яновскому, видя в нем кандидата на первый приз вне конкуренции, так как в последнее время Чигорин играл неудачно, молодой же Яновский неоднократно достигал крупных успехов.

Но попреки общему мнению М. И. одерживал победу за победой. В 8-м туре Яновский неожиданно проиграл Шарову. Поражение моего учителя было и моим поражением. Я решил отомстить за эту дерзость. На другой день я в самом деле одержал победу над Шаровым и притом с жертвой фигуры. Партией заинтересовались Яновский и Чигорин.Вопреки мнения моего партнера Чигорин признал игру мою в этой партии достойной высшей похвалы. Похвала эта отняла у меня способность говорить, и на задаваемые вопросы я издавал только несвязные звуки. От волнения у меня «в зобу дыханье сперло», и я счел за лучшее уйти домой.

Как видно, эта партия создала у Чигорина выгодное обо мне представление и он стал обращать на меня внимание. На другой же день он преподал мне хороший совет: «Вы не смущайтесь проигрышами. Я тоже вначале проигрывал мпого, а затем стал выигрывать».

В 1902 году киевский шахкружок пригласил М. И. на гастроли. В Киеве тогда проживал князь Давид Дадиани-Мингрельский. Незадолго до приезда Чигорина из-за меня произошел инцидент между шахматным кружком и «светлейшим» князем. В шахматном отделе под редакцией кружка была помешена проигранная мне князем партия. За это «оскорбление» князь вызвал членов комитета шахкружка на дуэль, впрочем оставшуюся неосуществленной.

На другой день по приезде Чигорина князь пригласил М. И. к себе, но Чигорин узнав об инциденте, не счел нужным удовлетворить просьбу Мингрельского. «Его светлость» был взбешен и решил отомстить. Скоро представился к этому случай. М. И. был приглашен участником на турнир в Монте-Карло 1903 года. На торжественном собрании перед турниром почетный председатель турнира князь Мингрельский потребовал исключения Чигорина из турнира, грозя в противном случае отказом от председательства. Комитет уступил князю и Чигорин был исключен из турнира.

Третья моя встреча с М. И. была в 1903 году на 3-м Всероссийском турнире. Турнир происходил в насыщенной винными парами атмосфере. Некоторые участники приходили к игре в нетрезвом виде и даже засыпали за партией в разгар борьбы. Инциденты возникали за инцидентами как между участниками, так и между ними и комитетом. Вокруг Чигорина создавалась прямо склока. Его третировали и раздражали. Некоторые участники открыто выказывали ему свою враждебность: Лебедев, Юревич, Бернштейн и др. Мне жалко было видеть, как страдал Чигорин. Того уважения и любви, какие сопровождали его на 2-м Всероссийском турнире, теперь не было и в помине. Все же, вопреки всему Михаил Иванович опять завоевал первый приз.

Четвертая встреча с М. И . была в Петербурге, в 1904 году. Как-то раз неожиданно я получил письмо от М. И. с приглашением приехать к нему погостить. Само собой, это приглашение меня, маленького человечка, очень обрадовало, и я точно явился к М. И. Он радушно меня принял и задержал в гостях на два дня. Эго были самые радостные дни в моей жизни. Мы сыграли много легких партий, пожалуй, около сотни. Сначала я белыми начинал d2—d4, а черными оборонялся сицилианскоЙ защитой—я был приверженцем новой школы, школы великого Стейница, и учеником д-ра Тар-раша. Применяя эти дебюты, я вызвал у М. И. недовольное замечание: «Зачем вы, молодой человек, играете такие скучные, безыдейные дебюты, играйте открытые игры. Чтобы не огорчать его, я стал играть королевский гамбит, а за черных защиту в королевском гамбите, рекомендованную д-ром Таррашсм: 2... Сf8—с5 М. И. снова сделал замечание: «Эта защита Тарраша — защита труса, защита зайца, убегающего от охотника; будьте посмелее, и это принесет вам пользу». В угоду Чигорину я стал принимать гамбит, скоро освоился с ним и стал успешно играть и за белых и за черных. Как жаль, что этих партий я тогда не записывал! М. И. играл блестяще, но и я старался от него не отставать, в итоге же получилось много «бессмертных» партий с обоюдными жертвами и красивыми комбинациями. Совет М. И. не пропал для меня даром: я перестал бояться кого бы то ни было, что видно было по моим дальнейшим результатам. Не раз мне удавалось одерживать победы над сильнейшими мира сего. Меня и сейчас радует сознание, что игре моей все еще не чужды содержательность и смелость

Памятен мне также 1907 год. Я жил тогда в Москве. Здесь был организован небольшой турнир, на который приглашен был из Петербурга и Чигорин. Участвовали М. И., я, Гончаров, Ненароков и Острогский. Первую партию не без блеска я выиграл у Чигорина, вторую у Ненарокова, третью у Острогского. Положение турнира после 3-го тура: Дуз +3, Чигорин 1и1/2 Гончаров 1и1/2 Ненароков 0, Острогский 0. В четвертом туре мне играть с Гончаровым. Я в этот день заболел (угар) и просил моего партнера отложить партию, он согласился, согласился и турнирный комитет, но М. И., узнав об этом запротестовал и комитет перерешил, предложив мне играть в тот же день. Я наотрез отказался и не играл. Мне засчитали проигрыш. Волновался я, волновался и М. И. Мы перестали разговаривать Инцидент меня огорчил до глубины души: я никак не мог примириться с мыслью, что я в ссоре с Чигориным, которого так любил и люблю. Ведь читая в Киеве известия о неуспехах его на турнирах, я после каждой проигранной им партии огорчался как за себя. Словом, я не мог выносить дольше этого тягостного положения и обратился к М. И. с извинением за этот инцидент, в котором я действительно был неправ. К моей радости, М. И. ласково принял мое извинение, пригласил меня к себе и все было забыто. М. И. до конца своей жизни считал меня в числе лучших своих друзей. Впрочем я до сих пор не забыл и до сих пор не могу вспомнить без огорчения и стыда описанного недоразумения.

15 том же 1907 году я получил от председателя Всероссийского шахматного общества П. П. Сабурова письмо и приглашение из Карлсбада на международный турнир. В письме Сабуров сообщает мне, что Всероссийский шахматный союз решил обратиться к комитету Карлсбадского турнира с просьбой о допущении на турнир одного русского шахматиста, еще нс имеющего звания мастера. Сабуров обратился к М. И. с просьбой указать, кого из русской шахматной молодежи он больше всего выделяет. Чигорин назвал меня и Евтифеева. И вот я, благодаря М. И., получил право участия в международном турнире. Руководители шахматного общества послали меня на турнир, но средств на поездку не ассигновали. Своих мне хватило только доехать и заплатить за квартиру за две недели. Первую половину турнира я играл полуголодным (2 недели!). М. И. увидев меня исхудавшим, бледным, спросил, не болен ли я. Получив от меня отрицательный ответ, он догадался, что я просто голодаю. Обозвав руководителей Всероссийского шахм. общества (все они были с достаточными средствами) «бесчувственными прохвостами», он немедленно обратился к карлсбадскому комитету и я был сразу же накормлен и устроен. Последствия этой отзывчивости М. И. не могли не отразиться благоприятно и на моей игре (в первой половине турнира из 10 партий я выиграл 2и1.2 но второй же выиграл 7 и 1.2). Я не только завоевал звание мастера, но и стал призером международного турнира. Это была последняя моя встреча с Чигориным.

После этого я еще получил or М. И. два письма из Лодзи, а затем узнал о его смерти.

Считаю долгом разоблачить ходячую легенду, пущенную Е. А. Зноско-Боровским, будто М. И. сжег перед смертью свои шахматы, как Гоголь 11 том «Мертвых душ». Мне достоверно известны последние дни М. И. подобного факта не было, а вымысел потребовался Зноско-Боровскому, нынешнему эмигранту, лишь для «красного словца».

В этих кратких воспоминаниях я не пытался, конечно, дать оценку творчеству Чигорина. Жизнь его и деятельпость знаменуют собой эпоху в развитии шахмат в России.

Значение М. И. не только в том, что он высоко поднял знамя русских шахматистов своими успехами, не только в том, что он подарил нам ряд блестящих образцов шахматного искусства, дал огромный ценный вклад в теорию. Не малая заслуга Чигорина и в том, что шахматной игре он придал небывалую популярность и сильно помог вывести шахматы из дворцов и салонов, где они процветали до него.

Ясно представить себе роль и удельный вес Чигорина может лишь тот, кто жил при нем. Чигорин, несмотря на отдельные неудачи в турнирах, пользовался даже за границей большей популярностью, чем такие его современники, как Стейниц, Тарраш, Гунсберг и другие.

Только повышенная нервность и своеобразный консерватизм в шахматных воззрениях не позволили ему достичь тех успехов, каких он по праву заслуживал. Что же касается меня, то интересом и любовью к шахматам я обязан Михаилу Ивановичу в огромной мере.

источник: "64" 1933 № 1