Игорь ЗАЙЦЕВ, гроссмейстер

РЯДОМ С ПЕТРОСЯНОМ

Далеко за полночь. Мелкий весенний дождичек окропляет измаявшуюся за день столицу, жмется к стеклу и покорными струйками слезится на подоконник.

Не спится... Рожденные в этой безмолвной отрешенности мысли вовлекают в свой круговорот все новые и новые воспоминания Завладевая воображением картины прошлого заслоняют собою мир, а затем бесследно исчезают, словно чья-то невидимая и по-матерински заботливая рука убирает их как пряди волос с лица спящего ребенка.

Кто знает, куда ведут нескончаемые дороги жизни, и только ли простому стечению обстоятельств должны мы приписывать радость и скорбь, поджидающие нас на многих из ее перекрестков... По одной из этих дорог мне довелось шагать рядом с замечательным шахматистом XX века.

Как и для большинства моих московских сверстников, знакомство с Тиграном Вартановичем Петросяном началось со встречи на Гоголевском бульваре. Мне вспоминается один из тех солнечных майских дней, когда вся зелень необычно зелена, а все звуки необычайно звучны. Распахнутые настежь окна Центрального шахматного клуба, и мы, еще совсем молодые мастера и кандидаты, с замиранием сердца спешим на занятия. Большинство из нас тогда чуть ли не впервые увидели знаменитого гроссмейстера вблизи Помнится, в просторную комнату, где мы все собрались, он вошел порывисто, чуть раскачиваясь на ходу С первых же минут, буквально после двух-трех произнесенных им фраз, стала устанавливаться атмосфера особой непринужденности. (Я и потом не раз замечал. что мир шахмат и мир стадиона был ему очень близок. В окружении людей, где порой все общение сводится к красноречивым жестам, восклицаниям и заговорщическим подмигиваниям, он чувствовал себя так легко и свободно, как только реет птица в воздухе.) На его выразительном и законченном лице постоянно блуждала чуть ироничная и доброжелательная улыбка. Крупные сияющие глаза смотрели на собеседника с явной заинтересованностью. Одет Петросян всегда был очень тщательно. Теперь, когда его шахматные успехи стремительно пошли вверх, в костюме, наряду с обычной строгостью, проявлялся и изысканный вкус. В тот памятный день преобладали сдержанные серые полутона... Все это даже чисто внешне, не говоря уже об определенном сходстве стилей, роднило его в наших глазах с Капабланкой, вернее, с усвоенным нами литературным портретом легендарного кубинца.

Для знакомства Петросян попросил. чтобы каждый из нас показал какую-нибудь из своих партий Ничего подходящего для такого случая у нас за душой не было и мы оказались в замешательстве Выручил Борис Колкер, который, набравшись храбрости, показал одну из своих побед. За ним потянулись и остальные. Петросян обычно хвалил и подбадривал нас, но изредка, когда речь шла о наших позиционных промахах, становился серьезным и говорил, как бы отчеканивая каждое слово. То, что он рассказывал было поразительно и зачастую расходилось с канонами, об этом нигде в шахматной литературе не писалось.

Занятия очень много изменили в наших шахматных представлениях. Впоследствии многие из той группы молодых мастеров, в меру способностей усвоившие шахматные законы в петросяновской интерпретации, считали себя его воспитанниками. Но, откровенно говоря, сам Тигран Вартанович (и в этом никого не ущемляющая парадоксальность ситуации) ни одного нз нас не воспринимал непосредственно в качестве своего ученика. Я не берѵсь судить, с чем это было связано, то ли с особой взыскательностью великого маэстро, то ли с тем чисто формальным моментом, что продолжительность этих контактов была не очень велика — всего год-полтора. Но для всех нас он остался Учителем с большой буквы, ибо делился с нами не общедоступными тиражированными сведениями, а своим внутренним уникальным пониманием, которое и есть настоящее Знание. Нод его руками фигуры начинали проявлять удивительные качества, нарушая установившуюся на шахматной доске субординацию. И если Таль вносил сумятицу в иерархию шахматного материала комбинационными способами, силой добивался для одной или нескольких фигур наиболее престижных пунктов, то Петросян с помошью чисто позиционных средств постепенно отвоевывал для тех же фигур нужные поля.

Разница между позиционным и комбинационным образом действия на шахматной доске, по-моему, заключается в следующем. Комбинационный игрок старается придать шахматным фигурам свои собственные энергию и устремления, стремясь вдохнуть в них свой дух, который может быть сродни одному из двух начал. Позиционный же игрок выступает как бы в качестве пастыря для тех же фигур поскольку лишь способствует правильному развитию того, что в них уже однажды заложено Примерно то же, но другими словами в своем знаменитом учебнике шахматной игры писал Эм. Ласкер. Мне думается, что такого рода соображения выходят за рамки шахмат и в некотором смысле могут быть распространены и на человеческие взаимоотношения. В этом, на мой взгляд, нет ни чего удивительного — ведь по своей сути шахматы универсальная модель. Но я невольно отвлекся...

Шли годы... Довольно медленно, особенно по современным меркам, я карабкался по классификационной лестнице. И вот судьбе было угодно таким образом распорядиться моими скромными способностями, что вослед И. Болеславскому и А. Суэтину я стал одним из шахматных помощников Тиграна Вартановича Для меня, молодого международного мастера, это было, конечно, чрезвычайно лестно Само собой разумеется, что этому событию предшествовало наметившееся творческое общение, переросшее затем в дружбу.

Со времени нашего первого знакомства утекло много воды Естественно, это был уже не тот порывистый молодой Петросян, которого я когда-то знал. Шестилетнего пребывания на шахматном Олимпе с лихвой хватило, чтобы на лице появились первые морщины и на висках заблистала первая седина Теперь, увы, он пополнял клуб здравствующих экс-чемпионов мира, где до него находились уже Эйве, Ботвинник и Таль. По-прежнему он оставался очень подвижным и деятельным заряженным на живое, эмоциональное общение но бывали минуты, когда он стремился уединиться, и. случалось, я заставал его в глубокой задумчивости; мало кто знает, что «железный Тигран, как его называли иногда, нуждался и в утешении. Жизнь есть жизнь, и как ни притягателен мир шахмат, даже избранным он раскрывает свои врата убежище лишь на короткие мгновения.

Но и в самой жизни у Петросяна было много привязанностей, увлечений. Одно из них — музыка. Вернее, это было не увлечение, а страсть, перешедшая в привычку Он постоянно что-то напевал или прослушивал Из множества жанров, как мне кажется, он отдавал предпочтение камерной классике. Она как бы являлась внешним фоном способным уравновесить его изменчивое настроение В те годы я еще не имел возможности обзавестись собственным магнитофоном (в начале 70-х это было довольно трудно), и поэтому, не подавая вида, тем не менее с большим удовольствием слушал в его исполнении все самые модные шлягеры, которые он в ходе наших совместных анализов постоянно напевал

Как тонко и точно владел Петросян словом! Почитайте его статьи — все они написаны сочным, ярким и образным языком, компетентно и без повторов. Для одних и тех же понятий он каждый раз находил новые слова, потому что был личностью исключительно творческой и внутренне постоянно совершенствующейся А его общительность! По-моему, за всю жизнь Петросян не упустил ни одной возможности вступить в разговор (точнее, в контакт ) с любым повстречавшимся человеком, особенно с ребенком. Когда завязывалась такая беседа, он обычно подлаживался под своего маленького собеседника, строил уморительные «рожицы». таращил и без того огромные черные глаза. Смотреть равнодушно на это было просто невозможно, окружающие покатывались со смеху.

На даче, где Петросян проводил большую часть времени, у него всегда обитали одна или две собаки и целое кошачье семейство. Между ним и животными также царило полное взаимопонимание. Когда шахматные дела у хозяина шли хорошо, верный Кефо (огромная кавказская овчарка) встречал его у калитки радостным лаем.

Тиграна Вартановича любили все, кто его окружал. Вспоминаю, с какой теплотой относилась к нему домработница тетя Дуся. Где бы он ни находился, чем бы ни занимался — шахматами или марками, она везде настигала его, подсовывая что-нибудь вкусненькое. От этой заботы выигрывали все, «перепадало», естественно, и мне. В такие минуты казалось, что беда обойдет стороной, не тронет этих людей..

Мне посчастливилось присутствовать в качестве тренера-секунданта Петросяна на многих соревнованиях, где вершилась шахматная история. Страницы этой истории широко известны, так же как и шахматное творчество девятого чемпиона мира. Сегодня я вспоминал и думал о нем больше как о человеке, который бывал трогательным и заботливым, дружелюбным и доверчивым, а порой и беззащитным. О человеке, оставившем по себе добрую память, добрый след в нашей жизни. И, может быть, это важнее всех шахматных регалий. Ибо добро, как мы теперь, кажется, уже стали понимать, есть единственная пища духа в его вечных скитаниях.

источник: "Шахматисты России" 1989 №6