Ю. БЫКОВ

Нужны ли в шахматах „медведи"?

Предание рассказывает, что Гиерон, тиран Сиракузский, заказал однажды ювелиру золотую корону; последний, однако, изготовил ее из сплава золота и серебра и пытался выдать за золотую. Обман был раскрыт Архимедом...

Сейчас наблюдается какое-то поветрие на придумывание «шахматных» игр, изобретатели которых в одном похожи на этого древнего ювелира: они берут несколько шахматных правил, прибавляют некоторое количество собственных домыслов и выдают полученный таким образом «сплав» за шахматную игру или за какие-то «новые» шахматы.

Вот, например, «двухлагерная шахматная игра вчетвером». Доска — 15 клеток по горизонтали, 8 — по вертикали. Два лагеря — «светлых» и «темных». В центре обоих лагерей (на полях h1 и h8?) — короли; по обе стороны от них фигуры разных цветов — это полусоюзники-полувраги (в лагере «светлых» — «белые» и «желтые»; в лагере «темных» — «черные» и «красные»). Фигуры такие же, как и в шахматах, за исключением соседних с королями ладей, называемых «лагерными», которые имеют дополнительное право ходить «через квадратик, имеющий общую вершину с квадратиком, с которого ходят, в квадратик, имеющий общую вершину с квадратиком, через который ходят».

В результате достижения пешками последней горизонтали на доске могут появиться еще «лагерные» ферзи и слоны. Ферзь может бить свои фигуры (кроме короля) (1)

Фигуры могут браться в плен, пленники могут ходить, для отличия на пленников надеваются бумажные кольца и т. д. Цель игры — «каждая борющаяся сторона стремится иметь пленником короля своего лагеря во время снятия с доски короля черного лагеря».

Автор этой «игры вчетвером» — тов. Любченко (Киев) скромничает, утверждая, что она только в два раза сложнее шахмат. Скорее можно согласиться с мастером Арониным, дававшим о ней отзыв, что «Трудно представить себе играющих в нее без шпаргалки с правилами, настолько она запутана и сложна».

Вот другое предложение. Стоклеточная доска, пешки имеют право на двойные ходы, а в начальном положении — на тройной ход. Вводится новая фигура — «медведь», которая «ходит и бьет на любое поле квадрата со стороной в пять клеток, в центре которого она сама находится».

Автор называет свою игру «стопольным» или «большими» шахматами.

Но что общего есть между шахматами и этими играми? Ряд правил — и только.

Шахматы — не собирательное имя ряда игр, имеющих большее или меньшее число сходных правил, нет, шахматы — это название только одной игры, той, которая формировалась около полутора десятков столетий и в современном виде существует с XVI века, глубокое содержание которой раскрывается все более и более, а популярность, в первую очередь в нашей стране, растет из года в год.

Все остальные игры — не шахматы, как бы они ни маскировались под них. В лучшем случае — это внешне похожая подделка под шахматы.

Почему же появляются подобные «изобретения»? Видимо, эти авторы исходят из совершенно ошибочного предположения, что шахматы в их современном виде изживают сами себя. Это совершенно неправильно.

Пример матч-турнира пяти сильнейших шахматистов мира, где лишь незначительное количество партий закончилось вничью, лучший ответ на замечание т. Андреева-Кисиль (Ленинград), что «шахматная доска тесна и в шахматах форма вступила в противоречие с содержанием». Более того, вся турнирная практика шахматной борьбы и исследования теоретиков ясно показывают, что до сих пор в шахматном искусстве остается так много неизведанного, что даже шахматистам мирового класса непосильно подчас разрешать трудные и оригинальные проблемы, возникающие в процессе партии.

Вот почему на вопрос, нужны ли в шахматах «медведи», введенные т. Андреевым-Кисиль в его «стопольных шахматах», мы должны ответить отрицательно.

В шахматы, в их исторически сложившейся форме, нельзя прибавить новых правил без того, чтобы получившийся «сплав» перестал бы быть шахматами, ибо шахматы в нашем представлении не только совокупность определенных правил, это еще вековая история применения последних, запечатленная в турнирных сборниках и монографиях, с неувядаемыми образцами творчества, которые производят сильнейшее эстетическое впечатление.

Вот почему в свое время бесславно провалились все попытки введения «других» шахмат, хотя их и вносили такие авторитеты, как Ласкер и Капабланка, правда, в пору их экс-чемпионства.

Сходство между шахматами и «стополем», не говоря уже об «игре вчетвером», лишь внешнее, формальное, так как одно увеличение доски заставляет переоценить относительную силу фигур: сила линейных фигур возрастает, сила коня и короля уменьшается и т. д.

Критерием пригодности, а точнее непригодности, подобных «вроде»-шахмат могла бы служить практика. Почему-то их изобретатели, однако, предлагают испытывать свои игры чуть ли не во всесоюзном масштабе. А ведь игру можно проверить и с товарищами, обязательно записывая партии, таким способом легче всего убедиться в том, что играть в нее шахматисты (а, очень возможно, и сами изобретатели)... не будут.

Какова же та рациональная база, которую изобретатели «новых» шахмат пытаются обосновать в подтверждение своих предположений?

Вот как, например, объясняется «двухлагерная шахматная игра вчетвером»: «В игре этой, — пишет тов. Любченко, — я попытался изобразить внутреннюю борьбу (то-есть отсутствие единства между союзниками, как он поясняет это в другом месте. — Ю. Б.), что соответствует законам диалектики».

Значительно более расширенно аргументирует автор «стополя». Он ставит вопрос: «Нет ли в современных шахматах отставания формы от содержания?» Дебютные схватки происходят слишком близко от тыла, отсюда «чрезмерная ответственность первых ходов». Это является причиной того, что для современных шахмат стала характерным «гипертрофия дебюта и возросшая роль домашней подготовки». И как следствие, по мнению автора, «урон для массового шахматного движения, так как «мало приятно терпеть сплошные поражения «из-за плохой дебютной подготовки и «вот добрая половина умеющих играть в шахматы не участвует в соревнованиях».

Этот вывод совсем не логичен Автор переоценивает роль дебюта для рядового, массового шахматиста..

То, что в некоторой степени справедливо по отношению к соревнованиям мастеров, нельзя распространять на шахматиста пятой, четвертой, третьей и даже первой категорий.

Кроме того, ведь не секрет, что у нас есть много шахматистов, которые знают дебюты может быть лучше иного мастера, а играют неизмеримо слабее. В шахматах мало знать только теорию дебюта. Главное — уметь использовать на практике теоретические знания. Кроме того, творческий рост шахматиста неразрывно связан с его самостоятельной работой в этой области, причем теория шахмат создается на наших глазах, и в этой работе, наряду с мастерами, плодотворно участвуют и рядовые любители.

«В каждом дебюте, чуть ли не в каждом варианте его, можно избежать шаблонных книжных вариантов, достигая при этом, разумеется, не худших, если не лучших результатов», — писал М. И. Чигорин, и эти его слова в полной мере сохраняют свое значение и в наше время.

Как лекарство от мнимой болезни предлагаются «стопольные» шахматы, в которых осложнения серединной стадии партии якобы начинаются с первых ходов. Совершенно неясно, почему автор полагает, что «вовлечение масс в организованное шахматное движение, рост их квалификации и творчество мастеров — все это (после замены шахмат более сложным «стополем». — Ю. Б.) будет облегчено» и что «в результате такого преобразования освобожденные шахматы на просторе обретут новую форму»? Разве непонятно, что «освобожденные шахматы» — это не только новая форма, но и новое содержание, «освобожденные, шахматы» — игра, действительно освобожденная... от самих шахмат, от всей их вековой культуры.

Авторы напрасно с такой наивной прямолинейностью стараются «диалектически» обосновать свои предложения новых игр. Они забывают, что решающее значение в диалектике имеет конкретный анализ, а последний показывает, что введение («централизованным порядком», как намекает один из изобретателей) предлагаемых игр не найдет сторонников среди сотен тысяч любителей шахматного искусства.

1) На этой мысли стоит остановиться. Правило, разрешающее бить своей фигурой, — почему только одним ферзем? — необычайно изменило бы всю игру: как просто открывались бы линии, какие фантастические жертвы, особенно в эндшпиле, стали бы возможны, и, с другой стороны, как легко уходил бы король от угроз спертого мата или от опасности задохнуться на восьмой горизонтали из-за отсутствия «форточки», но беда вся в том. что введение даже одного лишь этого правила убило бы шахматы, как таковые.

источник: "Шахматы в СССР" 1948 №11