Тайна происхождения шахмат

И. Линдер

Большинство исследователей считает, что начало шахматной игре положила чатуранга, возникшая в северной Индии. При этом, однако, они расходятся по вопросу, были ли шахматы созданы в результате единовременного изобретения или в ходе длительной эволюции. Так, известный английский ориенталист Г. Мэррей, автор фундаментального труда «История шахмат» (Оксфорд, 1913), был склонен считать, что они возникли в результате какого-то «толчка», данного одним человеком. К этому выводу ученый пришел в связи с отсутствием заслуживающих доверия документальных данных о древнейшем периоде игры. В написанном им историческом очерке о шахматах вступительная часть была озаглавлена «Изобретение». В ней утверждалось, что «эта игра была сознательным и намеренным изобретением какого-либо жителя северо-западной Индии (1)

Иную точку зрения высказывали еще в начале XX а. другие историки шахмат, в том числе этнограф и археолог И. Т. Савенков. Он тоже сетовал на ограниченность сведений и источников. Но даже те немногие известные факты (особенно описание чвтуранги, сделанное в начале XI столетия хорезмийским ученым Бируни, а позднее индийскими авторами, а также изучение шахмат у народов Сибири и Дальнего Востока) привели его к выводу, что шахматная игра прошла в Азии различные ступени — как в процессе своего развития, так и в период зарождения. При этом Савенков полагал, что вопрос об эволюции древнеиндийской формы и ее последующем прогрессе «может быть исследован и выяснен только этнографией» (2).

Современный уровень знаний позволяет еще более определенно высказаться в пользу того, что шахматы прошли три ступени развития: чатуранга — шатранг — современные шахматы.
Первоначальные сведения о шахматах в Индии касаются не современной формы этой игры, а чатуранги (четверной игры). Это не были еще шахматы в нашем представлении: не только по-иному размещались фигуры и отсутствовал ферзь, но и сама игре сводилась к уничтожению всех сил противника. Соперники делали ходы поочередно в соответствии с показаниями игральной кости.
В то же время чатуранга, во всяком случае, в том виде, в каком она нам известна по описаниям, носила военный характер и предшествовала игре, получившей широкое распространение под названием шатранга.

Ни древнеиндийский эпос, ни санскритская литература первых столетий нашей эры (самые ранние упоминания о чатуранге мы находим в произведениях VII—IX вв.), ни легенды о шахматах, получившие распространение на Востоке в средние века, ничего не добавляют к решению вопроса о времени ее создания.
Трудно, однако, согласиться с отдельными гипотезами о возникновении шахмат, которые основаны не на историческом анализе, а на различных астрологических теориях. Во-первых, если бы игра эта носила с самого начала отвлеченный, мистический характер, какой приписывают ей авторы некоторых гипотез, то мало вероятно, чтобы она стала народной и триумфально прошествовала бы по всем континентам. Во-вторых, во всех этих концепциях не учитывается эволюция правил игры, ходов фигур, а анализ ретроспективен и очень далек от исторических фактов прошлого (3).

Установление математической и иной первоосновы ходов фигур может, на наш взгляд, оказаться полезным для выяснения обстоятельств возникновения игральных досок, в частности аштапады, разного рода игр, предшествовавших чатуранге, или позднейших модификаций шахмат, ио менее всего оно помогает узнать, как зародилась игра военного характера.
В конце 1972 г. узбекские археологи во время раскопок древнего городища Дальверзин-Тепе нашли две фигурки II в. н. э., которые они определили как шахматные. Эта весть обошла советскую и мировую прессу. «Шахматы родились на четыре столетия раньше, чем предполагали», — таков был лейтмотив комментариев.
Благодаря открытиям советских и зарубежных ученых в области индийской культуры первых веков нашей эры стало очевидным, что именно археологам предстоит сказать решающее слово в изучении проблем раннего развития шахмат. Речь идет о культурной жизни в государствах Кушан (II—I вв. до н. э. — Ill—IV вв. н. э.) и эфталитов (V—VI вв. н. э.), которые занимали обширную территорию северной Индии и прилегающих районов современного Афганистана, южных районов Средней Азии, часть Восточного Ирана. Важную роль в политической и культурной истории этих государств играла Бактрия (позже — Тохаристан), которая включала южные районы Узбекистана и Таджикистана и Северный Афганистан. Здесь распространялся буддизм, наблюдалось отчетливо выраженное влияние индийской культуры и искусства. Бактрия, в свою очередь, оказала воздействие на развитие гандхарского искусства. Обо всем этом свидетельствуют иконографические материалы археологических памятников Бактрии — Тохаристана, Маргианы и более северных территорий Средней Азии. И буддийское, и небуддийское искусство несут здесь черты влияния и взаимодействия с индийским искусством.

Как известно, в античное время и в раннем средневековье искусство реалистического изображения животных и людей в виде терракотовых статуэток, а также костяных и иных изделий достигло высокого уровня в Индии, Средней Азии, Иране и других странах Востока. Отсюда закономерно появление таких игр, где на доске передвигались миниатюрные фигурки.
Вполне понятен тот огромный интерес, который был проявлен к находке в Дальверзин-Тепе двух фигурок индийского происхождения из слоновой кости, изображающих слона и быка-зебу. Обстоятельства этого открытия были освещены на страницах журнала «Шахматы в СССР» (1973, № 5).
Год спустя после упомянутой публикации ее автор Б. А. Тургунов и руководитель экспедиции член-коррвспон-дент Академии наук Узбекской ССР Г. А. Пугаченкова высказали мнение, что обнаруженные фигурки относятся к переходной форме игры чатуранги к шатрангу. При этом они называют чатурангой «сражение равных по силе партнеров, как бы идущих из четырех стран света, из четырех углов разделенной на клетки доски» (4). К такому заключению они пришли, исследуя изображения слона, льва, быка-зебу и коня на индийских стамба III—II вв. до н. э., символизировавших четыре страны света. Эта символика, по их мнению, вошла и в чатурангу.
Они также предполагают, что ко времени образования Кушанской державы в I е. н. э. чатуранга в Индии уже существовала. Ибо дальверзииские находки говорят в пользу того, что в следующем столетии она проникла в ее северо-западные владения — Бактрию.
Насколько эта гипотеза соответствует действительности, пока еще трудно сказать. Во всяком случае, она правдоподобна. Описанная в «Махабхарате» организация армии в Индии к этому времени уже изменилась, и поэтому название ее могло быть перенесено иа игру не в абсолютном значении слова, а означало лишь игру четырех пертнеров. Тем не менее терминология чатуранги, ее позднейшие описания индийскими авторами и, главное, последующее развитие игры, представляющей своеобразную модель военного сражения, а не символику, в которой фигуры животных олицетворяли части света, дают основание утверждать, что найденные фигурки, скорее всего, принадлежали игре, непосредственно предшествовавшей военной чатуранге.

Менее вероятно другое предположение, высказанное 3. М. Ходжаевым и поддержанное Б. А. Тургуновым в его предыдущей публикации. По их мнению, находка в Дальверзин-Тепе могла быть частью комплекта стоклеточных шахмат, которые явились одной из модификаций чатуранги, распространенных якобы уже в то время в Индии и Средней Азии. Вместе с тем и в этой статье, и в последующем научном сообщении того же автора совершенно правильно ставится вопрос о необходимости более детального рассмотрения всех найденных ранее в раскопках терракотовых скульптурок с точки зрения их возможного применения в чатуранге. По-видимому, речь может идти пока что лишь об изобразительных фигурах, соответствовавших терминологии чатуранги. Ибо из всех приведенных автором примеров наиболее убедительная, с его точки зрения, абстрактная «пешка», интерпретирована на основании современных шахмат и вряд ли имеет отношение к древней чатуранге.

Ценность находим в Дальверзин-Тепе отмечают в своих статьях и публикациях и зарубежные историки шахмат. Так, известный итальянский исследователь А. Кикко считает сообщение советских археологов одним из самых важных, касающихся истории шахмат за последние годы (5). Западногерманского историка шахмат Э. Мейсенбурга смутила фигурка быка-зебу в связи с тем, что о наличии ее в шахматной игре ничего не сообщают индийские и арабские источники (6). Но ведь о респространении чатуранги из Индии в другие страны и ее ранних модификациях, особенно об игре, предшествовавшей , вообще нет никаких документальных данных. Между прочим, позднее, в XV в., бык входил в число фигур 112-клеточных шахмат в Средней Азии.

* * *

Установить состав древних шахматных фигур Индии и стран Средней Аэии трудно еще и потому, что мы не знаем, всегда ли они изготавливались в полном соответствии с характером военной игры и терминологии. В частности, фигурировали ли в игре кони без всадников, слоны без воинов и воинского снаряжения; применялись ли символические фигурки, особенно в значении пешек; насколько близко к действительности воспроизводились в игре боевые колесницы древней Индии.
Решение этих вопросов важно не только для изучения чатуранги, но и для представления о ее дальнейшем развитии. Со временем чатуранга претерпела столь значительные изменения, что, по существу, возникла совершенно новая игра. В этой игре вместо четырех лагерей по восьми фигур в каждом действовали уже два лагеря, сражались два противника, каждый из которых имел в своем распоряжении по шестнадцати фигур. Одна из них, изображавшая полководца, стала шахом (королем), которого по правилам игры уже нельзя было уничтожить, другая — его советником (ферзем).
Новая игра получила название шатранг. Когда и где появилась она впервые?

В поэме Фирдоуси «Шах-наме» (конец X — начало XI в.) приводятся две легенды о возникновении и первоначальном распространении игры, в которой действуют и «победу разумом одерживают» фигуры, изображающие войско. Героями одной из них являются индийские царевичи Гав н Талхенд. Во время междоусобицы войско Талханда было разгромлено, в сам он внезапно скончался. Чтобы утешить мать и показать, что Талхаид не был убит в сражении, и придумана была индийским мудрецом «игра войны». На доске, разбитой на клетки, он изобразил ход битвы, гибель одной из армий, но не ее полководца.

В передаче другого сказания о создании шахмат поэт использовал мотивы произведения «Матикан-и-чатранг» («Книга о чатранге»), вошедшего в пехлевийский эпос, который был сложен на рубеже VI и VII вв. Здесь излагается традиционная версия о том, как сложная игра была направлена для разгадки ее сущности индийским раджою могущественному шахиншаху Ирана Хосрову I Ануширвану (531—579). Среди приближенных шаха нашелся лишь один мудрец Важургмихр (у Фирдоуси — Бузургмихр), которому удается разгадать правила шахмат. Любопытны строки эпоса, где утверждается, что игра явилась плодом долгих лет совершенствования: «Сколько ученых Индии эту игру чатранг с большим трудом и усердием создали, сюда прислали, расставили, и никто раскрыть ее в состоянии не был».
Обе версии обращают на себя внимание, в первую очередь, своей индийской направленностью. Но первая из них могла с одинаковым успехом появиться как в северной Индии, так и за ее пределами, там, где господствовало влияние буддизма. Что касается второй легенды, то в ней нашла отражение идеализация Хосрова, который слыл покровителем наук и искусства.
К тому же, как полагают некоторые исследователи пехлевийского эпоса, «Книга о чатранге» излагает события, относящиеся не ко времени Хосрова I, а к гораздо более раннему периоду Ардашира I (III в. н. э.) (7).

Едва ли возможен поэтому историко-хронологический анализ предания для выявления «точных данных» проникновения шахмат в Иран и тем более для установления времени создания игры. А между тем именно так поступил Г. Мэррей, утверждая, будто изучение пехлевийской легенды «говорит в пользу того, что шахматы были изобретены около 570 г. нашей эры» (8).
Для обоснования своего вывода Г. Мэррей ссылается, а частности, на тот факт, что китайский паломник Фа Сянь, который жил в Индии на рубеже IV—V в в. и подробно описал свое пребывание в этой стране, ни разу не упомянул шахмат. Но, как известно, «аргумент умолчания» является слабым доказательством. Паломник мог не обратить внимания на игру или находиться там, где о чатураиге еще не знали. Отсюда было бы неправильно делать заключение, что в то время она не существовала. Интересно, что на основании аналогичных материалов И. Т. Савенков допускал возможность существования швхмат в Индии уже в IV в. н. з. и даже значительно ранее — во II в.

Дата, выдвинутая Г. Мэрреем, долгое время считалась общепринятой и только в последнее время стала оспариваться. Так, 3. Ходжаев и Ф. Дюммель полагают, что шатраиг был изобретен в северо-западной Индии при эфталитах, вероятнее всего, в V в., при этом они принимают версию Г. Мзррея о том, что сасанидский Иран узнал эту игру столетием позже. И. Майзелис пришел к выводу, что чатуранга сложилась в северо-зепадной Индии, примерно в II—IV вв., а основанная иа ней новая игра — шатранг — в IV—V вв. (не позднее 500 г.) на территории Средней Азии. Обе эти точки зрения были высказаны в журнале «Шахматы в СССР» (1951, № 10; 1952, № 10, 11).

Основанием для таких выводов послужили как общеисторические соображения (объединение на протяжении длительного периода народов северной Индии и Средней Азии в одно государство), так и конкретные исследования терминологии шатранга. Тот факт, что в создании Кушанского и эфталитского государств важную роль сыграли ираноязычные народности Средней Азии, делает не только понятным, но закономерным возникновение терминологии шатранга, которая далеко не вся может быть объяснена строем индийского войска и вообще индийской действительностью. Таковы, например, термины «фарзин», которого не было в чатуранге, и «рух», произошедший от «ратха», но имевший совершенно другой смысл — теперь он означал уже не боевую колесницу, а фантастическую птицу — покровительницу воинов.

Индийская традиция связывает появление шахматной игры на стадии шатранга (именуемой «буддхичал» — игра, основанная иа силе разума) с излагаемым в «Законах Маиу» (составлены во II в. до н. э. — II в. и. э.) запретом азартных игр (9). Так это или нет, но, во всяком случае, как полагают некоторые исследователи, в сравнительно поздних санскритских источниках (например, в романе Дандина, около второй половины VII в.) не говорится о костях, когда речь идет о шахматах (10).
Что касается более ранней санскритской литературы, то в ней упоминание о чатуранге с костями тоже еще не найдено. Поэтому при современном состоянии знаний по данному вопросу было бы нецелесообразно совсем отбрасывать высказанное в прошлом столетии пседположение, что игра была изобретена буддистами, которые, направляясь из Индии в соседние страны, принесли е собой и чатурвнгу.
В какое время появились шахматы — при кушанах или эфталитах, в форме четверной игры или в известной ныне расстановке фигур?

Сегодня мы еще не можем ответить на эти вопросы. Ясно лишь, что, подобно чатуранге, шатранг — независимо от изменений, которые эта игра претерпела, — воспринимался в связи с буддистским влиянием как индийская игра. И в Иране, испытывавшем значительное индийское влияние при Хосрове I, сложившиеся предания и легенды трактовали шатранг как игру, 'Непосредственно пришедшую из Индии, а завоевавшие Ирви столетие спустя арабы стали полностью разделять их взгляды на происхождение шахмат. Так, басриец ал-Джахиэ (умер в 868 г.) в своей характеристике индийской культуры ие забывает упомянуть: «Индийцам принадлежат шахматы, а это — самая благородная и самая разработанная и остроумная игра».

Рассматривая в целом правильно истоки игры, средневековые авторы были далеки от знания конкретных обстоятельств ее создания и следовали, главным образом, легендарным версиям. Поэтому к их свидетельствам нужно относиться осторожно. Необходимо, в частности, учитывать роль Средней Азии, которая в первые века нашей эры вместе с территорией северной Индии входила в регион, где происходило формирование шахматной игры. В тот период Средняя Азия была, по выражению советского историка Б. А. Литвинского, своеобразным «ретранслятором» буддизма и индийской культуры как на Дальний Восток, так и в сторону Запада. Не случайно, например (и это отмечали уже многие ученые), шахматы получили в раннем средневековье распространение в тех азиатских странах, где буддизм стал господствующей религией или оказывал сильное влияние

Сложнее вопрос о китайской шахматной игре — сянци. В ней фигуры передвигаются не по 64 полям, а по 90 «линиям» и точкам».
Некоторые историки утверждают, будто она предшествовала шахматам и даже явилась первоосновой, от которой произошла чатуранга. С такой гипоте зой выступил, в частности, английский китаист Дж. Нидэм (11). Однако в его труде настораживает уже название главы, которая посвящена происхождению игры: «Магнит, предсказание и шахматы». В качестве исходной базы для своих умозаключений «о тесной связи между магнитом и шахматами», «о связи между шахматами и астрологической символикой» Нидэм берет следующую посылку: «Мы считаем удобным определить шахматы как любой набор небольших символических моделей, которые могут представлять собой не только части армий, но и животных или небесные тела, такие, как солнце и луна, планеты, звезды и зодиакальные созвездия».
Такая посылка позволяет автору делать самые невероятные сопоставления игр, разных по форме и по своей сущности (например, шахмат и... домино, шахмат и... предсказаний с помощью стрел, палок и т. д.) и даже составить «схему, изображающую родственные связи игр и средств предсказания в зависимости от резвития магнитного компаса». Конечно, при столь вольном методе можно объявить и астрономическую игру, изобретенную в Китае в 569 г., как прямую предшественницу современных шахмат. А в своих выводах Нидэм прямо заявляет: «Боевой элемент шахмат, по-видимому, развился из предсказательной техники, в которой он предназначался для обеспечения баланса... противоборствующих сил «зла» и «добра» во Вселенной (VI в. н. э., Китай, откуда в VII в. они перешли в Индию, превратившись там в игру для досуга)»

Гипотеза эта носит надуманный характер. Автор стремится во что бы то ни стало доказать превращение астрологической техники, используемой для предсказаний, в военную игру. В угоду этой предвзятой идее он пренебрегает анализом фактов, говорящих о возникновении шахматной игры и процессе ее распространения среди народов Азии н Европы. Тем не менее некоторые историки шахмат взяли ее на вооружение.

Так, югославский историк П. Бидев утверждает: «Шахматы возникли в 569 году в Китае как астрологический инструмент предсказания» (11). При этом он ссылается на Нидэма и приведенный последним в названной выше работе документ «Введение Ван Бао к шахматной книге императора У-Ди, который в 569 году изобрел астрономические шахматы». Вслед за Нидэмом Бидев повторяет вывод о том, будто бы в Китае зародились шахматы:
«Первая крупная реформа шахматных правил (китайских) была осуществлена в VII веке в Индии». Эта же идея получила развитие в книге П. Бидева «Шахматы — символ космоса» (Скопле, 1972).
Гипотеза эта далека от истины не только потому, что дата — 569 г. (кстати, задолго до Нидэма известная историкам) — является слишком поздней. Имеется немало свидетельств, в том числе археологических, которые дают основание предполагать гораздо большую древность этой игры. Возможность развития чатуранги из китайских шахмат (сянци) маловероятна и по той причине, что первая исторически отразила строй войска древних индийцев, который еще задолго до VI в. многократно упоминался в эпосе «Махабхарата».

Естественно предположить, что символическое воспроизведение этого строя на шахматной доске и дало игре название чатуранга. Если бы она пришла из Китая, то сохранились бы какие-то этимологические следы этого пути, подобно тому, как легко проследить прямое заимствование терминов от индийцев в средневзиатско-иранских названиях игры (чатуранга — чатранг — шатрвнг) и фигур, например, ладьи (ратха—рух).
Хотя прямого этимологического влияния шатранга на сянци не видно, однако в большинстве фигур китайской игры и их ходах прослеживается эта связь. Особенно обращает на себя внимание фигура слона в сянци, совсем не характерного для китайской военной стратегии. Даже Нидэм, почувствовав в этом вопросе слабость своей концепции, вынужден был в примечании заметить, что превращение одной из фигур сянци в слона, возможно, произошло под более поздним индийским влиянием

Как же в таком случае объяснить тот факт, что, в отличие от других стран, где шахматы, в основном, сохранили весь строй фигур и правила игры, в Китае от них остались лишь отдельные «следы»? Это вызвано, по нашему мнению, тем, что здесь задолго до прихода шатранга существовали свои игры, которые пустили глубокие корни в народе и имели уже традиционные формы развития. В этих условиях чужеземная игра могла или совсем не привиться, или использоваться на национальной основе, составив своеобразный симбиоз. В Китае еще в IV в. и. э. была, например, в ходу военная игра, в которой на доске, разбитой на 361 поля, участвовало около 150 фигур, причем двигались они по «линиям» и «точкам».
Какой бы громоздкой и сложной ни была эта игра, она имела свои традиции и потому не могла исчезнуть бесследно при появлении в Китае принесенного буддистами шатранга (к 580 г. н. э. только на севере страны насчитывалось более 40 тысяч буддийских храмов и монастырей).

В результате слияния местной игры и весьма привлекательной новинки возникла «синтетическая» форма, известная под именем сянци — «игра слона» (или, как сейчас трактуют в Китае это слово, «игра в батальную стратегию»). От китайской традиции в ней остались лишь «линии» да «точки», по которым велась игра. Возможно, что от этой традиции идет и своеобразная «нейтральная» полоса «хань», которая ассоциируется с «рекой» (хотя иероглиф означает «млечный путь») и разделяет два лагеря противников в середине доски по горизонтали. В IX в. на доске появились пушки («пао»), которые также придают сянци известное своеобразие. Зато от шатранга пришли фигуры, часть которых послужила прямым напоминанием об исходной игре — слоны, или советники («сян»), кони («ма»), колесницы («чэ» или «цзюй»), солдаты («цэу» или «бин»), а часть преобразована в соответствии с китайской действительностью в полководца («цзян» или «шуай») и ученых («ши»).

И хотя вместо изобразительных фигур в игре стали применяться шашки, на которых иероглифами обозначалось их назначение, это не помешало установить определенную преемственность или, точнее, влияние индийской игры. Поэтому во многом справедливо утверждение Г. Мэррея, касающееся сянци: «...ограничение передвижения, которое мы видим в данном случае, является китайской модификацией индийской игры». Аналогичное заключение сделал еще раньше и И. Т. Савенков: «...каким бы путем не проследовала одна из индийских форм, давшая к концу своего движения значительно видоизмененную китайскую форму, — эта последняя не может претендовать на значительную древность» (по сравнению с индийскими шахматами).
К такому же выводу приходили и китайские авторы. Например, Тан Ао-шуан писал: «По данным родиной шахмат является Индия, из которой в Европу они проникли через мусульман Среднего и Ближнего Востока, а в Китай занесены вместе с буддизмом еще во времена Танской династии» (13).

• • •

Все сказанное позволяет сделать вывод, что шахматы возникли не в связи с разного рода астрологическими концепциями, а как военная игра, символически отобразившая строй древнего войска. В пользу этого говорят результаты комплексного изучения исторических, этнографических, археологических, литературных, фольклорных источников, данные этимологии.
О том, как и где произошло превращение чатуранги в шатранг и о первоначальном развитии шатранга, многое можно будет узнать также благодаря археологическим открытиям.
Многого можно ожидать и от изучения шахмат этнографической наукой. В этой связи можно привести высказывание И. Т. Савенкова, сделанное еще три четверти века назад, но сохраняющее свою актуальность: «Шахматная игра, как продукт духовного творчества человека, — писал он, — может и должна занять свое скромное место в ряду других этнографических видов, и сведения о ее распространении и о ее эволюции среди народностей Азии могут не только дополнить психическую, интеллектуальную и бытовую характеристику исследуемой народности, но, путем сопоставления и обобщения, могут содействовать и выяснению вопросов о направлении заимствований, о направлении передвижений народностей, о их родстае и о их культурных и этнических сношениях».
Что касается конкретной задачи установления истоков происхождения шахмат, то, на наш взгляд, особо важное значение будет иметь серьезное изучение таких вопросов, как развитие военного искусства в древней Индии и сопредельных странах; отображение шахмат в эпосе индийского, среднеазиатских и других восточных народов; развитие античной скульптуры и мелкой пластики на Востоке; роль буддистов в распространении индийской культуры среди соседних народов; исследование быта и духовной жизни в государствах Кушан и эфталитов. Комплексное изучение этих проблем в соединении с уже накопленными сведениями позволит приоткрыть завесу над вековой тайной происхождения шахмат.

Источник: "Шахматы в СССР" 1975 №11