Страницы истории

Я.Рохлин

ЕСЛИ СТРАНИЦУ за страницей перелистывать летопись советских шахмат, можно отчетливо заметить, как росло и крепло наше массовое шахматное движение. В этой связи знаменательным нужно считать 1927 год, когда наша страна праздновала десятилетие Октябрьской революции. Именно тогда на V Всесоюзном шахматном съезде в Москве были зафиксированы первые результаты большой работы, благодаря которой широкие слои трудящихся масс влились в шахматное движение. Одновременно на горизонте впервые появилась та молодая «поросль», сильнейшим представителям которой затем удалось подняться до уровня высшего мастерства.

Напомним, что в ту пору, начиная с 1924 года, шахматным движением руководил Совет шахсекций союзных республик. Во главе его стоял Николай Васильевич Крыленко, разносторонняя деятельность которого служила образцом для передовой молодежи. Духовное богатство, неукротимая энергия, чувство нового, прогрессивного — все это гармонически сочеталось в Николае Васильевиче с физической закалкой спортсмена-альпиниста и беззаветной преданностью шахматам. Крыленко сам готовил доклады, проводил творческие дискуссии, удивляя всех нас поразительной осведомленностью в делах. Отметим также, что на заседаниях Совета он принимал решения демократично и справедливо.

Приведу один характерный эпизод. 15 сентября 1927 года в Москве на заседании пленума Совета шахсекций союзных республик обсуждался вопрос о составе участников V всесоюзного чемпионата страны. Должен сказать, что (после ничейного результата квалификационного матча с мастером А. Ильиным-Женевским) я получил персональное приглашение участвовать в указанном чемпионате. Для меня это было радостным известием, однако огориало то, что наш любимец 16-летний Миша Ботвинник включен в кандидатский список только под «№ 2» (первым стоял В. Раузер).

В то время шло соревнование между Москвой, Ленинградом и Харьковом за право называться лучшей шахматной организацией СССР, что и вызывало желание каждого города иметь большее число молодых представителей на всесоюзных турнирах. Выступая на заседании пленума, я убеждал присутствующих включить М. Ботвинника в основной список участников, считая такое решение не только правильным по существу, но и делом престижа Ленинграда — ведущего шахматного центра страны. Однако мое предложение вызвало возражения. Тогда я решился на отчаянный шаг: сказал, что отказываюсь от участия в чемпионате, с тем чтобы на мое место был включен Ботвинник. Хорошо помню, как москвичи Н. Григорьев и В. Руссо сразу же подхватили мой отказ, но вакантное место предложили отдать победителю Средне-Азиатского турнира мастеру Н. Рудневу, а не первокатегорнику Ботвиннику.

Завязался длительный спор. Меня активно поддержал только Алексей Алехин (брат будущего чемпиона мира), представлявший шахматную организацию Украины. Н. В. Крыленко, председательствуя, при голосовании воздержался, и выдвинутое мною предложение было большинством голосов отвергнуто.
После заседания, когда присутствующие покидали зал, я, опечаленный, продолжал сидеть в кресле. И тогда Николай Васильевич подозвал меня и, произнеся несколько ободряющих слов, добавил: «Нет оснований отчаиваться. Невский любимец, кoтoрого вы весьма смело причислили к сильнейшим шахматистам страны, я думаю, будет играть в чемпионате. А ваше место оставьте за собой...» И Крыленко что-то записал в лежащем на столе блокноте. Так оно и получилось.

К слову сказать, как это часто бывает в подобных случаях, тот, кого зачисляют в турнир в последний момент, обычно выступает с удвоенной энергией. Вспомним, например, как успешно выступал талантливый московский мастер Н. Рюмин в чемпионате СССР 1931 года,, включенный в соревнование чуть ли не в день его открытия.
V чемпионат СССР 1927 года по времени совпал с начавшимся в Буэнос-Айресе матчем на первенство мира Капабланка—Алехин. Печать уделяла этому историческому событию главное внимание. А если вспомнить, что матч продолжался более двух месяцев, станет ясным, почему только минимальное число партий всесоюзного чемпионата было опубликовано.
Один из залов Дома союзов оказался для чемпионата недостаточно просторным. Публика была отделена от участников веревочным барьером, который позволял видеть лишь ближайшие шахматные столики. А зрители тогда не умели спокойно вести себя в турниром зале, что нервировало, в первую очередь, старших по возрасту мастеров. Никого не удивляло, если кто-нибудь из зрителей громко анализировал с приятелем позицию на рядом стоявшем шахматном столике, а число распорядителей было слишком мизерным, чтобы установить строгий порядок...

Однако радовало то, что впервые в истории советских шахмат проводились Всесоюзный женский турнир (победила москвичка О. Рубцова), командный турнир союзных республик и областей РСФСР, первенство ВЦСПС для сборных команд 17 профсоюзов и другие массовые соревнования.
На пятом чемпионате СССР чемпион РСФСР П. Романовский вновь подтвердил свою репутацию замечательного мастера и художника шахмат. Неожиданно большого успеха и звания мастера добился 32-летний ленинградец А. Модель. Впрочем, по рассказам старожилов, Александр Алехин еще в 1913—1914 гг. пророчил ему блестящее будущее. Модель разделил в чемпионате с Ф. Дуз-Хотимирским III—IV места. По мнению Романовского, игра Модели изобиловала «тонкой выдумкой, остроумием и изящной техникой в эндшпиле».
Что же касается молодых дебютантов, то их было пятеро: Михаил Ботвинник, Владимир Макогонов (Баку), Александр Перфильев (Ленинград), Всеволод Раузер (Киев) и автор этих строк.

Уместно прежде всего сказать о Макогонове — он завоевал звание мастера, разделив с Ботвинником V—VI места. Уже тогда в нем угадывался мастер высокого ранга, хорошая техника и позиционное чутье которого соединялись с упорством в защите и завидным хладнокровием при встречах с маститыми противниками. Он одержал победы над Дуз-Хотимирским и Ильиным-Женевским и сурово расправился с замыкавшими таблицу участниками, набрав 5 очков из пяти.
Отлично характеризует технику защиты молодого Макогонова следующая партия.

Второй призер чемпионата Украины 18-летний Раузер был перегружен знаниями, почерпнутыми из разных руководств по теории дебютов; как-то он рискнул показать нам самодельную весьма объемистую «картотеку». Однако раскрыть свои творческие способности ему тогда не удалось. Точно так же не удалось выполнить мастерскую норму даровитому Перфильеву, которого ленинградцы ценили и за его активную общественную работу. О юном Ботвиннике расскажу несколько позже.

А сейчас остановлюсь на своем результате (8 очков из 20-ти). Я ехал на турнир физически усталым из-за перегруженности учебой на 4-м курсе университета и огромной организаторской и инструкторской работой. К тому же по жребию, вернее, «по иронии судьбы» моим противником в первом же туре оказался мой шахматный учитель и друг П. Романовский. Тяжелое поражение в этой ответственной встрече психологически сильно повлияло на мою дальнейшую игру в чемпионате.

Вот как это произошло:
Сицилиаиская защита Е86/а

П. РОМАНОВСКИЙ Я. РОХЛИН
1. е4 с5.
Играть с Романовским (белыми или черными) испанскую партию в те годы мало кто решался, памятуя, как он в этом дебюте громил противников, включая мексиканца К. Торре и англш чанина Ф. Ейтса (Москва, 1925).
2. КсЗ Кc6 3. Kf3 Kf6 4. Се2 d6 5. 0—0 е6 6. З Се7 7. Сb2 0—0.
Ходом 7.. .е5 черные добивались полного равенства.
8. d4 cd 9. К: d4 а6 10. Kphl Cd7 11. f4 Фа5 12. Cf3 Лас8 13. Kce2 d5.
Спокойнее 13... Лfd8.
14. е5 Ке4 15. С: е4 de 16. Kg3 К : d4 17. С : d4 Лfd8.
Начало рискованного плана с целью перехватить инициативу.
18. сЗ! СаЗ!? 19. b4 Фd5.
Грозит Сb2. Теперь у белых нет ни хода Фе2, ни Лf2 из-за Сb5! Однако эти угрозы оказались мнимыми.
20. Фg4! Kph8 21. Сb6 Лg8?
Это уже ошибка. Только жертва качества могла теперь помочь упорному сопротивлению черных — 21.. Сb5! 22. Лfdl Cd3 23. C:d8 Л: d8 и т. д. Но я надеялся на силу двойного нападения ферзя на ладью и коня белых (24-й ход), не предугадав следующего коварного ответа белых.

Правда, во втором туре мне удалось взять реванш у одесского мастера Я. Вильнера. Победил я и участника петербургского международного турнира 1909 года мастера С. Фреймана.
Очень хотелось мне выиграть у Н. Григорьева. Однако чемпион Москвы оказался находчивее меня. В сильнейшем цейтноте я просмотрел возможность объявить мат в 5 ходов, и дуэль завершилась ничьей.
Не менее острым по содержанию было окончание моей партии с Ф. Дуз-Хотимирским (черные). Эту позицию стоит показать.

Редкая в серьезной шахматной практике трагикомедия произошла в моей партии с Раузером. В головоломной позиции после некоторого раздумья он вдруг громко воскликнул: «Сдавайтесь! Получаете мат в 4 хода». Хотя в этот момент в турнирном зале возник невообразимый шум, я почти сразу ответил: «Что-то не вижу матовой угрозы». Раузер в ответ пожертвовал фигуру, дал два шаха и... остановился. Убедившись, что мой король вне опасности, он смешал фигуры и выскочил из турнирного зала...

О школьнике Мише Ботвиннике впервые заговорили в 1925 году, после его победы в сеансе одновременной игры над X. Р. Капабланкой. Чемпион мира отметил 14-летнего мальчика, который отлично довел до победы нелегкое ладейное окончание.
Вспоминается любопытная деталь, Оставшись на шестом (!) часу игры один на один с Ботвинником (остальные 29 партий уже закончились), Капабланка попросил пододвинуть ему кресло и сел за шахматный столик в характерной для него позе, держа левую руку в кармане... А в заключение партии снял с доски своего короля и похлопал по плечу юного победителя. Вряд ли в этот момент (20 ноября 1925 года) кто-нибудь мог подумать, что десять лет спустя оба шахматиста будут уже на равных бороться за призовое место на втором международном турнире в Москве.
Впрочем, напомню, что в разговорах со мной Капабланка часто возвращался к своему принципиальному тезису: «Только тот, кто в молодые годы глубоко понимает эндшпиль, может рассчитывать на королевскую мантию...»

В отношении М. Ботвинника чемпион мира не ошибся. Уже в следующем году в чемпионате Ленинграда, а затем в первенстве Северо-Западной области молодой шахматист показал себя с лучшей стороны. Хотя мастерам, участвовавшим в этих состязаниях, удалось оттеснить юного дебютанта от первого места, но он все же был в тройке победителей.
В ряде интересных партий Ботвинник блеснул остроумной и захватывающей игрой, отражавшей его глубокое понимание тонкостей шахматного искусства. К слову сказать, уже тогда (в середине 20-х годов) он скептически относился к дешевым «лаврам» и рассматривал шахматы как серьезное занятие, требующее сосредоточенной и упорной работы.
Стало ясно, что на каменистом пути к Олимпу появилась новая колоритная фигура.
Об этом Феномене я дважды упомянул в журнале «Шахматный листок»: «Турнир неожиданно выдвинул 15-летнего М. Ботвинника, наведшего панику на весь чемпионат, когда, взяв старт, он выиграл пять рядовых партий... Нужно думать, что мы имеем дело с большим шахматным дарованием» («Ш. Л.», № 14, 1926). «Вторичный успех совсем юного М. Ботвинника нас глубоко радует. Уже сейчас можно смело сказать, что он не уступает в силе многим мастерам СССР» («Ш.Л.», № 21,1926).
Как известно, ничто так не убеждает в силе соперника, как сыгранная с ним турнирная партия. Так слу- чилось и со мной. В указанном выше чемпионате Ленинграда в числе побежденных Ботвинником оказался и я, о чем следует рассказать.

Наша партия была отложена в материально равном эндшпиле. Это дало мне основание позвонить по телефону Ботвиннику и предложить ему ничью. Однако последовал вежливый отказ: «Предстоит еще очень интересная борьба, и было бы нелогично ее прекращать». На следующий день при доигрывании Миша с математической точностью доказал превосходство двух слонов над слоном и конем, за что заслужил похвалу наших высших авторитетов — П. Романовского и Г. Левенфиша (последний был весьма скуп на комплименты).

Осенью того же 1926 года, когда сборная ЛГСПС выезжала в Швецию на первый международный шахматный матч команд Ленинграда и Стокгольма, Ботвинник красиво победил мастера Г. Штольца и тем самым повернул результат встречи в нашу пользу. Это дало повод президенту Национального шахматного союза Людвигу Кольину назвать Ботвинника «новым советским Алехиным»!
Я привел эти штрихи из биографии нашего пятикратного чемпиона мира, чтобы читателям стало понятно, почему руководители шахсекции Ленинграда так настойчиво предлагали включить Ботвинника в основной состав Всесоюзного чемпионата 1927 года.
Оправдал ли он наши надежды? Безусловно. Набрав 12.5 очков из двадцати возможных, М. Ботвинник, как и В. Макогонов, перевыполнил норму для получения звания мастера.

...История шахматных турниров холодна и лаконична: никаких рассуждений о деталях, условиях и упущенных возможностях. И все же...

Не без двойного чувства вспоминаю партию с Ботвинником, игранную в 19-м туре чемпионата страны. С одной стороны, естественное желание победить, а с другой — неудержимая симпатия к юному таланту. Думаю, что такое чувство должно быть понятно каждому мастеру (так, позднее мне всегда психологически было трудно бороться в турнирах с моим другом Славой Рагозиным).
По поводу данной встречи журнал «Шахматный листок» сухо констатировал: «Рохлин добился выигранной позиции против Ботвинника, но слишком азартно атаковал и проиграл» (|№21, 1926).
На самом деле ход событий был весьма драматичным и не столь простым. Удачно разыграв белыми дебют, я перешел в наступление на королевском фланге и получил практически очень хорошие шансы на победу. В сложном положении Ботвинник (его вполне устраивала ничья) предложил ничью, что меня несколько смутило. Памятуя, однако, что год назад в ленинградском турнире он отклонил мое аналогичное предложение, несмотря на надвигающийся цейтнот, я молчаливо продолжал атаку, но безнадежно запутался «на флажке» в тактических осложнениях и остановил часы...

Этим успехом Ботвинник улучшил свое и без того хорошее турнирное положение, в то время как я лишил себя последних шансов на звание мастера. Такую ситуацию трудно забыть!
Вряд ли нужно в этой статье приводить ряд прекрасно проведенных Ботвинником партий. И все же хочу показать его тогдашний стиль игры в двух сферах — комбинационной и позиционной.
Запомнилась, например, его эффектная победа над мастером И. Рабиновичем, известным теоретиком. Вот финал этой партии (черные — М, Ботвинник):

А вот окончание партии Григорьев-Ботвинник:

После доигрывания этой партии Николай Дмитриевич Григорьев — знаток эндшпиля — подошел ко мне и с некоторой грустью сказал:
«Я напрасно возражал против включения Ботвинника в основной состав чемпионата. Ленинград может гордиться своим питомцем...»

"Шахматы в СССР" 1977 №7