М. Эйве

Мое мнение

В области шахмат продолжителыное время было такое своеобразное положение, при котором первенство мира считалось чисто индивидуальным делом и, по существу, являлось прерогативой самого обладателя высшего спортивного звания. Лишь после войны Международная шахматная федерация взяла на себя организацию соревнований на первенство мира. Произошло это во время «междуцарствия», в тот момент, когда шахматный трон стал свободным после смерти А. Алехина (март, 1946 г.).
На конгрессах Федерации в Люцерне (1946 г.) и Гааге (1947 г.) были выдвинуты новые принципиальные положения о порядке проведения первенства мира, согласно которым и был организован известный матч-турнир Гаага-Москва (1948 г.).

Прежнее положение, по которому один, или, самое большее, два шахматиста определяли судьбу звания чемпиона мира, было, естественно, нежелательным и неправильным. То, что Международная федерация взяла на себя проведение борьбы за первенство мира, явилось прогрессом для шахмат, и, конечно, этому можно лишь радоваться. Было бы, однако, желательно, чтобы впредь сильнейшие шахматисты, принимающие участие на разных этапах в розыгрыше первенства мира, могли бы оказать влияние на порядок проведения этих соревнований.

Можно себе представить, что делегат какой-либо шахматной федерации в ФИДЕ гораздо менее разбирается в трудных и спорных правилах соревнования (скажем, в вопросе о запрещении ничьей до 30-го хода), чем чемпион мира или ведущие гроссмейстеры. Однако сейчас этот представитель обладает более важным голосом в ФИДЕ, в то время как шахматисты, которые именно и сталкиваются в своей практике с соответствующими правилами и могли бы содействовать верному пониманию спорных вопросов, не принимают участия в их решении.
В этом отношении можно было бы рекомендовать компромиссный путь: любое правило регламента соревнований на первенство мира должно приниматься после консультации с чемпионом мира и ведущими гроссмейстерами.
Широкий круг любителей шахмат интересуют вопросы о том, надо ли проводить матчи или турниры сильнейших, как лучше организовать соревнования претендентов.

На первый вопрос — матч или турнир — можно легко ответить. Собственно говоря, можно математическим путем доказать, что фактор случайности в турнире играет значительно большую роль, чем в матче. Поэтому нет оснований сомневаться в том, что матч является правильным методом выявления сильнейшего.

Правда, при этом надо иметь в виду, что есть различие между шахматистами матчевого стиля и турнирными бойцами. Хороший шахматист турнирного стиля может слабее проводить матчи и наоборот.
Любители хотят, чтобы чемпион мира соединял в себе оба качества, но это не всегда имеет место. Будучи чемпионом мира, Капабланка занял первое место в двух сильных турнирах (Лондон, 1922 г. и Нью-Йорк, 1927 г.). Однако в двух других турнирах ему не удалось занять первое место (Нью-Йорк, 1924 г. и Москва, 1925 г.). Алехин и Ласкер добивались очень больших успехов как в матчах, так и в турнирах. Также Ботвинник оправдал себя в обеих областях. Будем надеяться, что н будущие чемпионы мира окажутся на большой высоте как в матчах, так и в турнирах.

Теперь остановимся на том, как лучше выявлять претендентов. В системе отбора, которая действовала до сих пор, имеются некоторые противоречия. Ведь если согласиться с тем, что матч является лучшим решением вопроса, чем турнир, то тогда нужно выявлять претендента также в матче.
Было много споров по этому поводу, и Международная федерация на своем недавно состоявшемся конгрессе приняла очень интересное решение. Будет проведена серия матчей из 8 или 10 партий. Проигравшие выбывают из дальнейшего соревнования. Так при восьми кандидатах после трех матчей выявится претендент на шахматную корону. По-моему, это хорошая идея.

В заключение я хотел бы еще внести предложение составить регламент о проведении первенства мира таким образом, чтобы было оговорено и «исключение из правила». В крайне редких случаях может быть, что какой-либо шахматист добьется таких выдающихся успехов, что будет не справедливо заставлять его ждать целых три года. Видимо, следует дать ему в таком случае возможность с согласия квалификационного комитета ФИДЕ, вызвать чемпиона мира на поединок, спустя приблизительно полтора года. Конечно, такие исключения должны быть очень редкими, они могут быть оправданы лишь при условии, что вся мировая шахматная общественность считает необходимым такой поединок.
Если, например, Фишер был бы на XV Олимпиаде в Варне в такой же отличной форме, как на международном турнире в Стокгольме, то можно было бы рассматривать его результаты в турнире претендентов на Кюрасао, как случайную неудачу. Пожалуй, тогда следовало бы подумать о предоставлении ему вышеупомянутого шанса.

ОТ РЕДАКЦИИ. В своей интересной статье М. Эйве высказывает ряд справедливых мнений о преимуществах матчевой борьбы для выявления сильнейшего шахматиста мира. Однако М. Эйве, по нашему мнению, допускает серьезную ошибку, выдвигая весьма сомнительное предложение об «исключении из правила». Установленный Международной шахматной федерацией порядок выявления претендента на шахматную корону является справедливым и дает возможность раз в три года проводить матчи на мировое первенство.

Система борьбы за звание чемпиона мира предоставляет равные возможности всем сильнейшим шахматистам во всех странах. Делать какие-либо исключения — значит поставить под удар всю систему и вернуться к тем временам, когда матчи на звание чемпиона мира проводились нерегулярно, а партнеры, в ряде случаев, подбирались произвольно.

Исключения не нужны ни Корчному, ни Фишеру, ни Спасскому, ни Глигоричу, ни другим ведущим гроссмейстерам. У каждого из них есть возможность завоевать право на матч с чемпионом мира. И думается, что добиваться осуществления такого матча надо не собиранием мнений, а спортивными и творческими результатами.

"Шахматы в СССР" 1963 №6