Почти 40 лет миновало с тех времен, когда в Музее изобразительных искусств (ныне — Музеи им. Пушкина) проходил II международный шахматный турнир. На этом замечательном соревновании, в котором участвовали Эм. Ласкер, X. Р. Капабланка, М. Ботвинник, Р. Шпильман, С. Флор и ряд других выдающихся шахматистов, издавался ежедневный бюллетень. Из него впоследствии зародилась шахматная газета «64». Ответственным редактором бюллетеня был Николай Васильевич Крыленко— тогдашний председатель Всесоюзной шахматно-шашечной секции.
В пятнадцатом номере бюллетеня (8 марта 1935 г.) был опубликован фельетон «Муки творчества». Автор скрылся за псевдонимом «Проходная пешка».
Лишь сотрудники бюллетеня знали, что фельетон написал Евгений Петров — большой любитель шахмат, часто бывавший па турнире.
Почему же "Проходная пешка "? Дело в том, что Петров и Ильф договорились по отдельности в печати не выступать и, во всяком случае, ничего не подписывать. Петров сказал, что «Ильф и Петров» — это не два автора, а один автор. Поэтому вы нигде не увидите произведений одного
Ильфа или одного Петрова. А псевдоним «Проходная пешка» Петров придумал себе сам.
Сходная ситуация повторилась и на III международном турнире в следующем 1936 году. Вновь X. Р. Капабланка, Эм. Ласкер, М. Ботвинник и другие шахматные «звезды», но уже не в Музее изобразительных искусств, а в Колонном зале Дома Союзов. Снова бюллетень, и в № 12 (29 мая 1936 г.) появляется новый фельетон «Побольше статистики» за подписью «Проходная пешка».
Приводим оба этих фельетона. Тот факт, что авторы «Двенадцати стульев» были знакомы с шахматами, не вызывает сомнений. Интересно, что в одной нз пьес Евг. Петрова, написанной нм уже после смерти И. Ильфа, есть действующее лицо — набожный пастор, который не расстается со своим молитвенником. В дальнейшем, однако, выясняется, что в обложке молитвенника находятся... карманные шахматы.
Публикуемые произведения «малого жанра» добавляют еще один штрих к литературному портрету одного из наиболее популярных советских писателей.
Б. ВАЙНШТЕЙН, доктор экономических наук.
В. ЕРЕМЕЕВ, судья всесоюзной атегории.
|
Муки творчества
Дело идет к концу.
Еще четыре тура — и увенчанный лаврами победитель смущенно поднимется со своего золоченого бархатного кресла и сделает рукой скромный, успокаивающий жест, дескать, к чему эти овации и аплодисменты, которые к тому же запрещены?
Так будет. А покуда все чрезвычайно усложнилось.
Участникам турнира стало трудней играть. Любителям и «болельщикам» стало труднее доставать входные билеты. Журналистам и комментаторам стало труднее подыскивать эпитеты и сравнения.
Положение журналистов и комментаторов, прямо сказать, ужасное.
Если после первого тура автор художественно-шахматного очерка бодро писал: «Флор — этот турнирный лев, с ловкостью тигра пожертвовавший пешку, леопардовым скоком прорвался на ферзевом фланге противника», то после второго тура пришлось уже призадуматься. Однако запас хищников был еще велик.
«Капабланка — этот кубинский барс, элегантно пожертвовав ладью, с точностью пантеры закончил партию в свою пользу».
Прежде чем сесть писать о третьем туре, журналист долго переписывал «Жизнь животных» Брэма. Брэма хватило еще на пять туров:
«Ласкер, этот мамонт ладейного эндшпиля, с грациозностью слона применивший против ягуара Рюмина вариант французской партии...»
«Опытный крокодил ферзевого гамбита Шпильман, волчьим рывком изолировавший пешку противника, с изяществом пумы...»
«Неукротимая росомаха миттельшпиля Вера Менчик с последовательностью дикой кошки закончила партию в пользу неукротимого московского шакала...»
Звери все мельчали и мельчали. Одновременно с этим худел и бледнел журналист.
«Неукротимый барсук пешечного конца маэстро Ч. встретился вчера за шахматным столом с неутомимым хорьком индийской защиты маэстро Б.».
«Со стремительностью свирепого суслика набросилась чемпионесса мира М. на неукротимого тушканчика защиты Каро-Канн мастера Р. и с последовательностью дикого кузнечика принудила его закончить партию в его пользу».
* * *
Журналист теряет сон и аппетит. Вчера он жаловался жене на головные боли и на какой-то странный вкус во рту.
— Что-то будет?
Ведь еще предстоят четыре тура! Побольше статистики!
(научное исследование)
С глубоким вниманием мы изучили новейшие статистические данные, приведенные в одном из последних номеров шахматной газеты. Данные эти заслуживают серьезнейшего внимания. Особенно следует выделить исследование восьмого тура. В этом туре, как подчеркивает газета, курящие гроссмейстеры и мастера встретились с некурящими мастерами и гроссмейстерами. И что же! Оказывается, несмотря на бешеное сопротивление курящих — некурящие получили преимущество на 1 очко. К глубокому сожалению, уважаемый автор этого поразительного открытия не пошел дальше по пути серьезного научного анализа шахматных турниров и не сделал соответствующих выводов. Например, как это Ласкер умудрился в продолжение 27 лет пробыть чемпионом мира, не выпуская изо рта сигары?
Постараемся углубить и расширить весьма полезный статистический материал.
При изучении пятого тура нам удалось установить, что за досками встретились с одной стороны шахматисты, насчитывающие вместе 148 лет, а с другой стороны — насчитывающие 162 года. Любопытно отметить, что преимущество в пол-очка получили последние.
В следующем туре женатые встретились с холостыми, причем среди первых количество брюнетов значительно превышало количество блондинов. Чем окончился этот тур — мы уже не помним. Кажется, вничью. Но это не важно!
Небезынтересно весьма ценное наблюдение, сделанное маститым профессором X. Оказывается, во время встречи Капабланки с Ботвинником неистовый кубинец пил боржом, а стремительный ленинградец — нарзан. Как известно, выиграл Капабланка. Некоторые легкомысленные комментаторы поспешили сделать вывод, что Ботвинника погубил цейтнот и совершенно упустили из виду приведенный нами факт. На следующий день нарзан пил Элисказес и проиграл. И опять-таки комментаторы попали впросак. Они заявили, что юный венский гроссмейстер неточно играл в эндшпиле.
* * *
Необыкновенно похвальна тщательность, с которой был произведен анализ первого круга.
Мы познакомились с целым рядом чрезвычайно ценных соображений. Так, например, весьма почтенные товарищи заявляли, что Капабланка вышел на первое место случайно, что Ботвинник должен был у него выиграть, а вместо этого проиграл, что Ботвинник должен был выиграть и у Флора, но сделал с ним ничью. И если бы этого не произошло, то после первого круга на первом месте был бы Ботвинник.
Мы хотим развить эти чрезвычайно ценные мысли. В этом направлении нами проделана огромная арифметическая работа. Результаты ее поистине поразительны.
Оказывается, если бы Капабланка проиграл всего 4 партии, у него к концу первого круга было бы всего 2,5 очка (!), а если бы Флор не проиграл Рагозину и Кану, а выиграл бы у них, у чехословацкого льва было бы шесть очков (!). Но совершенно удивительные результаты дает простой подсчет очков юного венского гроссмейстера. Оказывается, если бы он выиграл все партии первого круга, у него было бы не более, не менее, как 9 (девять) очков!! Это неслыханно! А можете себе представить, что произошло бы, если бы юный гроссмейстер к тому же пил еще вместо нарзана боржом!
Нет, статистике в нашей шахматной прессе уделяется слишком мало внимания!
«Проходная пешка».
"Шахматы в СССР" 1975 №2 |