Еще о политике и шахматах

Страна вступила в реконструктивный период. Восстановив промышленность и почти доведя до довоенного уровня сельское хозяйство, с гигантским напряжением всех сил рабочего класса и идущих в ногу с ним основных масс крестьянства, Советская власть осуществляет с успехом дело планового строительства социализма и выкорчевывания остатков капиталистического строя в области экономического фундамента страны. В этой работе она наталкивается на ожесточенное сопротивление отживающих классов. Выросшая политическая активность широчайших масс трудящихся преодолевает и это сопротивление

Казалась бы, какое отношение имеет к этой работе наше мирное шахматное искусство? Правда, оно—тоже борьба, но борьба особая, на неподвижных 64 клетках шахматного поля, борьба деревянными фигурками, не угрожающими никому никаким кровопролитием, хотя и требующая от борцов достаточного умственного напряжения и волевой энергии. На деле, однако, оказывается не так. Играют в шахматы все-таки живые люди, люди с кровью и нервами, люди определенных политических симпатий и антипатий. И если они не могут выявлять свои политические симпатии и антипатии непосредственно в шахматной игре, то далеко не безразлично для них все то, что происходит вокруг нашего шахматного движения, и далеко не безразлично относятся они поэтому и к тем лозунгам, под которыми это движение развивается и растет. И эти свои политические тенденции они выявляют, иногда даже помимо своей воли, по поводу того или иного факта нашей шахматной жизни

В этом еще раз сказывается правильность той старой политической истины, которая гласит, что жизнь ни в одном из своих проявлений, в том числе и в области шахмат, не представляет собой чего-либо оторванного от общего комплекса классовых противоречий, фактов и факторов классовой борьбы.

Возросшая активность контр-революционных группировок, часто не оформленных еще организационно, но тем не менее совершенно отчетливо контр-революционных по своему существу, проявляется в различных формах, начиная от организации контр-революционных восстаний и экономического вредительства и кончая простым бурчанием обиженных революцией классов и групп. О том, как она проявляется в нашей среде, мы и хотим говорить.

Шахматисты всегда, до тех пор пока шахматное искусство было уделом только прежнего привилегированного класса буржузии и ее приспешников, представляли собой в политическом отношении аморфную массу. Обыватели в своем большинстве, далекие от политики, в частности шахматисты-профессионалы, были чужды до революции каких бы то ни было попыток организоваться на политической почве. „Мы ждем от шахмат,—говорили они обычно,—отдыха, эстетического наслаждения, наслаждения мирной, не кровавой борьбой". И это было понятно. В дореволюционное время, когда царский режим сковывал всякое проявление мысли и политической деятельности, для обывателя шахматы представляли место, где он мог отдохнуть от больных вопросов повседневной действительности, от ужасов старого порядка.

Такое положение исчезло с момента революции, которая потребовала от всякою прежде всего отчетливого представления, хотя бы только в своем сознании, того, на чей он стороне, как он относится к гигантскому историческому перевороту. С момента, когда Советская власть взяла в свои руки шахматное движение и постаралась сделать из него могучее орудие культурной революции, поставила своей задачей втянуть в них миллионные массы рабочих и крестьян,—оно утратило свой аполитичный характер. Но эти группы старых шахматистов и группы обывательски настроенных остались.

Вместе с тем за время революции вырос еще один большой слой шахматистов, из так называемой средней, обслуживающей государственный аппарат, интеллигенции. Не связанные непосредственно экономической заинтересованностью с классом буржуазии, но тем не менее унаследовавшие от прошлого целый ряд традиционных воззрений, не могущие осознать все содержание и всю сложность революционного переворота, они продолжают искать в шахматах отдых от тех острых вопросов, которые ставит перед нами нынешняя политическая жизнь каждый день и каждый час современной действительности. В этом они сродни прежним шахматистам, и эти массы в условиях нынешней обостренной классовой борьбы представляют собой в достаточной степени благодарное поле для того, чтобы явно конгр-революционные группировки использовали их, хотя бы как сочувствующую сферу, как сочувствующее окружение в борьбе, которая ведется этими группировками против Советской власти.
Так обстоит дело в настоящий момент. И вот почему сейчас отрицательное отношение к вопросам политики, в частности к политическим моментам в руководстве шахматами (конечно, не к политике, как таковой, в шахматной игре), представляет собой объективно лозунг, под которым не могут не объединиться, не группироваться все те, которые в глубине души не согласны, не сочувствуют Советской власти, но которые не рискуют, не смеют открыто заявить о своем несогласии. Они представляют собой, повторяем, резервуар, из которого могут черпать своих адептов контр-революционные группы.

Вот почему мы не можем с абсолютным безразличием относиться к наличию этих голосов, не можем пройти мимо лозунга „Долой политику из шахмат", который в последнее время начинает с достаточной определенностью звучать в среде определенной категории наших шахматистов. Наоборот, именно потому, что так обстоит дело, именно потому, что выдвижение такого лозунга является лишь первым этапом в дальнейшем развитии антисоветских настроений, является пока-что первой формой и первым лозунгом, под которым происходит, часто даже объективно независимо от воли отдельных лиц, расслоение шахматистов по их политическим симпатиям и антипатиям,—с тем большей силой для того, чтобы еще резче провести это расслоение, должны мы подчеркнуть политическое содержание нашего лозунга „Шахматы для политики", значение шахматного движения, как орудия культурной революции, и политическое единство нашего руководства шахматным движением с общим руководством, которое осуществляет рабочий класс в своем плановом социалистическом строительстве в отношении всех остальных слоев и классов населения.
А что дело обстоит так, что мы имеем в настоящий момент в достаточной мере явственно звучащие эти голоса, позвольте в доказательство сослаться на целый ряд документов.

„Шахматный листок" провел анкету среди шахматистов; в этой анкете был вопрос: „,Чем вы объясняете уменьшение тиража нашего журнала" Вот „интересные" ответы, которые дают некоторые читатели.

„Шахматы для шахмат — отвечает один,—-статьи Крыленко и его подпевал вносят распад и раскол в среду организации и сулят гибель дела, а не расцвет. Примечание к статье Кмоха о матче, что Алехин и Боголюбов для нас антиобщественники, не способствует успеху „Шахматного листка".
Другой пишет: „Ни пролетарских ни буржуазных шахмат не было, нет и не будет".
Третий предлагает: „...Избавить читателя от глупых статей Крыленко, зря занимающих место". Тот же читатель дальше говорит: „Не надо вызывать насмешек всех понимающих людей печатанием „коммунистических" партий".

Следующий заявляет: „Журнал не политический, а шахматный, поэтому должен касаться только шахмат".
Еще один пишет: „Много ненужной и бесполезной политики и ничего общего с шахматами не имеющей"

Или еще один ответ: „Как шахматист-любитель, я требую от своего журнала большего углубления в шахматы: о политике я могу читать в газетах и других журналах".

Некоторые высказываются еще более определенно. На вопрос: „Какие новые отделы они считают нужным открыть в журнале", один из авторов отвечает: „Взамен революционного, возглавляемого товарищем Крыленко, усилить отдел шахматных партий. . . Желательно статьи Крыленко видеть не в „Шахматном листке", а в других журналах, больше содержанию статей соответствующих".

Другой пишет: „Избегайте политической водицы... Слишком много „Крыленки всякой".

Другие прямо говорят о смене редакции. Один пишет: „Выбросить с должности ответственного редактора Ильина-Женевского и др." и „Привлечь к участию в журнале Алехина и Боголюбова". Или что основной недостаток журнала—это статьи Крыленко и Ильина-Женевского, ибо он, как любитель, не хочет „видеть в журнале никакой политики".. .
Как видите, достаточно... откровенно.

Все эти документы чрезвычайно характерны и для нас, если хотите, безусловно политически ценны. Конечно, только анонимным характером анкеты можно объяснить эту своеобразную политическую „смелость" отвечающих. Но для нас они представляют собой прежде всего политические документы. Оставляя в стороне беззубые выпады личного характера, характеризующие лишь степень культурного уровня авторов этих ответов, мы постараемся дать им лишь политическую оценку.
Что означают все эти ответы? Они означают как раз то, о чем мы говорили—что в среде наших шахматистов имеется в достаточной степени сильное течение, отрицательно относящееся к внесению политических моментов в шахматы, объединяющееся под лозунгом „Долой политику из шахмат", а на деле скрывающее под этим лозунгом антипатию и борьбу не против политики, как таковой, а именно против той политики, которую мы ведем. Если бы велась другая политика— политика, например, объединения буржуазных шахматистов, политика их группирования хотя бы на предмет того, чтобы не пускать „чумазого" в шахматы, политика создания в каждом городе специальных клубов, где „избранные“ шахматисты могли бы встречаться свободно и встречаться не только для того, чтобы играть в шахматы, а вообще, чтобы вести разговоры на политические темы, ныть по поводу трудностей, которые стоят на пути нашего строительства, злословить по поводу отдельных неудач Советской власти, перешептываться по вопросу о возможных в будущем перипетиях ее судьбы—о! такая политика встретила бы громадное сочувствие. Это совершенно ясно. В том-то и беда, что политика — такая вещь, которая, как природа,—гони ее в дверь, она войдет в окно. Так эти люди, вопящие теперь против политики, на деле тем самым творят политику, только политику иную, чем та, которую творим мы, политику враждебную нам и враждебную трудящимся массам. Между тем прекрасная статья Левенфиша в последнем № „Ш. Л.“ показывает очень хорошо, как можно при желании совместить нашу политику с шахматным искусством.

На последнем заседании Исполбюро Совета шахсекций этот вопрос всплыл в связи с другим вопросом—о судьбе журнала „Шахматы", издаваемого Н. И. Грековым. Все шахматисты знают этот журнал, знают его положительные и отрицательные стороны. Положительной стороной его является большой академизм, хорошее ведение журнала, большая теоретическая ценность помещаемых в нем комментарий и статей, но этот журнал был принципиально аполитичен, и в нем за все время не было помещено ни одной политической статьи. Зато в нем систематически помещались комментарии Алехина, он числился долгое время у них постоянным сотрудником, журнал поддерживал с ним постоянную организационную связь. Для той категории „политиков", о которой мы писали выше, этот журнал был находкой,—он объективно был центром, вокруг которого они группировались, он был их политическим знаменем. И недаром же в ряде анкет пишут о том, что если политика будет занимать место в „Шахматном листке", они уйдут в „Шахматы". Мы можем их разочаровать: „Шахматы" больше существовать не будут. Исполбюро считало возможным,—об этом я лично говорил на последнем съезде, когда стоял вопрос о журнале „Шахматы",—что мы не считаем нужным применять какие-либо репрессивные меры в отношении журнала „Шахматы", что в частности редактора этого журнала, Н. И. Грекова мы не хотим заподозреть в каком бы то ни было отношении, он достаточно известная фигура в шахматной среде и данных, которые бросили бы на него какую-либо тень с какой-либо стороны, у нас нет. Но мы только терпели „Шахматы", и их установка на аполитичность была для нас мало симпатична. Вот почему мы не принимаем мер к тому, чтобы сохранить „Шахматы", когда встал вопрос о дальнейшем их существовании. Мы предложили Н. И. Грекову договориться с нашим издательством о возможности использования его труда в „Шахматном листке", и только.

Исполбюро, однако, вместе с тем постановило еще больше заострить политическую линию в нашем шахматном движении, и в ответ на подобного рода тенденции и группировки среди шахматистов с еще большей остротой поставить вопрос о связи шахматного движения с общим движением в стране, о выкорчевывании из среды шахматистов всех остатков капитализма в виде старых традиционных воззрений и политических тенденций, которые еще имеются. Сюда относится и превыспренное мнение о самих себе со стороны ряда мастеров, как об избранной касте, которая требует к себе особого внимания, и пренебрежительное отношение к молодым шахматистам, и тенденция отгородиться от остальной шахматной „черни".
И сюда же относится и это отрицание политики со стороны средней толщи шахматистов. Сюда относится, наконец, трактование шахмат только как искусства, в первую голову с отказом видеть в них прежде всего орудие культурного подъема месс и орудие вовлечения этих широких масс при помощи шахмат в иные, более осмысленные, более здоровые формы отдыха и умственной культуры.

Историческая случайность, поставившая вне наших рядов лучших шахматных мастеров мира — Алехина и Боголюбова — еще более способствует этому классовому расслоению среди шахматистов. Резко отрицательная позиция, которую заняло и не могло не занять наше шахматное движение по отношению к этим ренегатам и политическим изменникам, не могла не вызвать соответствующего глубокого недовольства в среде определенной категории шахматистов. Тем лучше. Мы очень рады, что политическая действительность из Алехина и Боголюбова сделала таким образом для нас оселок для испытания и политической проверки наших собственных рядов.
Повторяем, в ответ на оживление указанных тенденций в шахматной среде, Исполбюро будет с еще большей резкостью подчеркивать политические моменты в своем руководстве, еще более резко проводить лозунг „Шахматы — орудие политики". С этого момента сторонники лозунга „Шахматы вне политики" — наши враги.