Dr. ЭМ. ЛАСКЕР в РОССИИ
1924

Со времени начала мировой войны связь между русской шахматной жизнью и заграничной почти совершенно прекратилась. Бывали целые годы, в течении которых мы абсолютно ничего не знали о шахматных событиях за границей. За последнее время положение заметно изменилось к лучшему в том смысле, что у нас появилась иностранная шахматная литература. Однако, и этого было недостаточно: слишком сильно чувствовалась потребность живой связи. Теперь лишь сделан, наконец, первый шаг и в этом направлении.

После 10-тилетнего почти перерыва русские шахматисты увидели у себя иностранного маэстро,—и это было тем более радостно, что первым гостем был всегда особенно популярный в России dr. Эммануил Ласкер. 4-го февраля dr. Эм. Ласкер прибыл в Москву и остановился в доме ЦКУБУ (Пречистенка), где жил в течение всего времени пребывания своего в Москве. Вечером того же дня состоялось заседание Орг. Комитета для выработки программы пребывания Ласкера в Москве с участием самого Ласкера.
Все гастрольные выступления Ласкера происходили в Центральной Шахматной Секции М.Г.С.П.С. в Доме Союзов (Б. Дмитровка), за исключением одного сеанса 10 го февраля.

5-го февраля произошло первое выступление Эм. Ласкера в Москве—партия его с В. И. Ненароковым, окончившаяся в ничью после 4 х часов игры.
6-го февраля состоялась партия Н. Д. Григорьев—Эм. Ласкер; после 6-ти часов игры партия была прервана, но позднее Н. Д. Григорьев сдал ее, не возобновляя игры.
7-го февраля Ласкер дал сеанс едновр. игры из 35-ти партий с результатами +22, —2, =11.
8-го февраля у Ласкера был свободный от гастрольных выступлений вечер, и он провел его в тесном кругу московских шахматистов на квартире В. К. и Н. М. Зубаревых. Прибывшего около 8-ми часов знаменитого гостя Н. М. Зубарев встретил приветственной речью, в которой вспомнил прежние приезды Ласкера в Россию и выразил надежду, что и настоящий не будет последним. Позднее полились бесчисленные застольные речи в честь Эм. Ласкера, шахматного искусства, присутствующих и т. д.... Всякое общение с гением является источником наслаждений, но наиболее интересна непосредственная близость с ним. И в этом смысле соприкосновение с dr. Ласкером производит очень сильное впечатление. В каждой его мысли, в каждом слове, в каждом указании на доске ярко чувствуется великий мастер. Поразительна, напр., его манера решать этюды. Он не решает, а созерцает, судит их. Самое решение—даже труднейших этюдов—отнимает у него не больше нескольких минут. Для него этюд—не задача или шарада, которую надо решить, а сразу почти доступнее для восприятия произведение шахматного искусства. Доска перед ним оживает!.. Великий мастер шахматного искусства Ласкер—далеко не только шахматист. Человеческая разносторонность его удивительна. Так же, как во время бесед о шахматах, он чувствует себя вполне в своей стихии, когда говорит о философии или литературе. Вслед за изложением блестящей теории пешечных концов, он дает остроумную критику философской системы Эйнштейна или рассказывает о недавно написанной им (вместе с братом Бертольдом Ласкером) историческо-философской драме. До 4-х часов затянулся этот „вечер".

9-го февраля Эм. Ласкер выиграл партию у А. И. Рабиновича.
10-го Ласкер дал два сеанса одновременной игры, при чем в обоих не проиграл ни одной партии. С 12 до 4 ч. дня состоялся сеанс из 22 х партий в клубе "и по окончании ее дал сеанс из 17-ти партий с результатом +16, —0, =1.
11-го состоялось чествование Ласкера в Центральной Шахматной секции.
12-го Ласкер был в Большом Театре на „Князе Игоре".
13-го Ласкер уехал в Ленинград.

Беседа с dr. Эм. Ласкером

6-го февраля представители Редакции „Шахмат" интервьюировали dr. Эм. Ласкера, и ответы его на ряд вопросов, касающихся современной шахматной жизни, с его любезного разрешения, приводим ниже.
Относительно результатов нью-йоркского турнира невозможно сказать ничего определенного. Целый ряд участников его может претендовать на первый приз, т. к. каждый из них брал первые призы на больших международных турнирах. Для себя лично я ожидаю немногого, т. к. мне придется встретиться с прекрасно тренированными противниками, сам же я чувствую недостаток тренировки. Думаю, что в турнире будет очень большое количество ничьих, — но таких, которые явятся результатом упорной борьбы. Вероятно, турнир даст многое в смысле разъяснения „новейшего стиля", но едва ли вопрос этот будет решен окончательно.

Вообще говоря, новый матч между мною и Капабланкой возможен, но мой принцип — не заслонять дороги молодым маэстро, что случилось бы, если бы я вызвал Капабланку, т. к. наши переговоры могли бы затянуться на целые годы. Однако, если бы оказалось, что молодые маэстро не играют с Капабланкой, то я предпринял бы шаги для осуществления нового матча между нами. Оговариваю, что мое решение не искать пока встречи с Капабланкой относится к матчу, но не к турнирам.
Если бы состоялся матч Капабланка —Алехин, то, по моему, мнению на стороне Алехина были бы хорошие шансы. Капабланка, беспрерывно серьезно тренирующийся с 14-тилетнего возраста, в этом отношении конечно, стоит выше, зато Алехин безусловно превосходит Капабланку богатством фантазии.
Модернисты!.. Они не создали еще ничего конкретного, законченного, но, нельзя забывать, что новая школа представляет из себя искания, и потому, как и всякое искание, имеет право на существование. Все же суждения и приговоры, как положительные, так и отрицательные, которые произносятся за границей об этих искателях и о плодах их исканий, слишком поспешны. Незрелы и выводы самих искателей. Во всяком случае нельзя совершенно отвергнуть модернизм: нечто в нем есть. С своей стороны я полагаю, что новая школа должна не противопоставлять себя Стейницу, а продолжать его дело. Новая школа должна объединить, синтетизировать то, что воплощали два великие антагониста, Стейниц и Чигорин.

Что касается отдельных представителей модернизма, то я должен сказать, что питаю особенное пристрастие к лучшим партиям Боголюбова. Вообще, это необыкновенно даровитый шахматист; он, однако, не вполне оправдывает мои ожидания в виду непонятной неровности игры. Алехин—это огромная проблема. Несомненно, он не закончил еще своего развития. Комбинации его бывают изумительны. У Рети я еще невидел того, что могло бы мне импонировать, но я должен признать у него наличность большого таланта. Во многом Рети напоминает Берда. Грюнфельд очень своеобразен. Он вызывает во мне уважение к себе. Он будет очень медленно, но неуклонно развиваться. Грюнфельд очень напоминает — не Шлехтера, как часто говорят, — а Макса Вейса.

Уровень игры в международных турнирах нашего времени очень повысился,— в значительной степени благодаря применяемой современными маэстро системе тренировки перед турнирами. Первым, кто стал применять такую тренировку, был Пильсбери. Позднее его примеру последовали другие; напр., Рубинштейн, Капабланка перед каждым состязанием совершают колоссальную работу. Для прежних мастеров (Морфи, Стейниц, Чигорин) каждая турнирная партия, к которой они приступали, была чем-то неведомым, неизвестным. Стейниц был первым, начавшим исследовать эту область неведомого. Теперешние маэстро, приступая к турнирной или матчевой партии, знают, на что они идут. Область неизвестного в шахматах становится все меньше и меньше. Надо, однако, правильно понимать принципы Стейница: некоторые думают, что для знания теории надо выучить наизусть целые томы вариантов, однако, это не следует из принципов Стейница; они таковы, что, если бы изменились даже самые правила игры, напр., была бы отменена рокировка, то выработанные Стейницем методы игры, его понимание различных свойств ее сохранили бы всю свою жизненность.
Нашумевшая недавно книга Рети „Die neuen Ideen im Schachspiel" представляет из себя лишь сборник отрывочных статей. На ряду с интересными мыслями в ней очень много незрелого, незаконченного. Очень интересна книга Тартаковера „Die hypermodeme Schachpartie", насколько, по крайней мере обещает вышедший 1-й выпуск. „Основы шахматной игры" Капабланки — заурядная, ничего оригинального в себе не заключающая книжка.

"Шахматы" 1924 №1-2