Внимание шахматных теоретиков привлечено в первую очередь к изучению
дебюта. Несомненно, знание дебюта играет большую роль в практической
игре, но все-таки не решающую роль. Даже в последнем матче Алехин — Эйве,
при всей громадной дебютной подготовке Эйве и при всех сомнительного
свойства дебютных экспериментах Алехина, можно указать очень немного
партий, в которых проигрыш явился бы результатом исключительно неудачного
дебюта. Во всяком случае, в подавляющем большинстве партий на исход повлияли
или могли повлиять допущенные ошибки или недостаточно углубленная игра
в дальнейших стадиях игры со стороны одного из противников, а зачастую
и обоих.
Отсюда вывод: исправление дефектов в процессе обдумывания имеет не меньшее
значение, чем совершенное знание дебюта.
Выражая надежду, что шахматная пресса и шах-организации поставят вопрос
об исследовательской работе в этом направлении, мы полагаем, что и соображения
шахматистов-практиков о методах изживания ошибок и повышения качества
шахматного мышления могут иметь значение хотя бы в качестве материала
для будущих исследований.
Для первого опыта мы избрали настоящую тему.
Ход черных
В этом положении, получившемся в партии Блюменфельд—Живцов, игранной
в полуфинале первенства г. Москвы, черные подставили слона, сыграв
1. ... Се4.
Этот зевок тем более поразил меня, что игра моего молодого противника
в этой партии, как и вообще в турнире, произвела хорошее впечатление,
он не был в цейтноте и сравнительно долго обдумывал свой ошибочный ход.
Как я выяснил из разговора с ним после партии, он отверг продолжение
1. .. Ch3 (1... Сb7 2. Kg4.) 2. Ф : hЗ Ф : е5 3. Ф : h6 Фе1+ 4. Л : e1
gh, и преимущество скорее на стороне белых, имеющих слона за коня при
пешечном превосходстве на ферзевом фланге. Делая свой ход в партии, он
считал, что слона нельзя взять в виду варианта 1. ... Се4 2. С : е4 Ф
: е5 3. Ch7+ Кр : h7 4. Ф : е5 Kd3+ с отыгрышем ферзя, но он не заметил,
что после 2. С : е4 атакована ладья а8.
На первый взгляд представляется непонятным, как это играющий черными
в двух приведенных вариантах видел сравнительно далеко и в то же время
не заметил совершенно ясного удара после первого же ответного хода белых.
Причина этой ошибки, насколько я могу судить по собственному опыту в
аналогичных случаях, следующая: когда играющий черными рассчитывал 'вариант
1. ... Се4 2. С : е4 и т. д., он в уме не опускал слона с2 на клетку
е4, а как бы держал его навесу, устремленным к пункту h7, чтобы шахом
со вскрышкой взять ферзя.
Мысленно движение слона с2 можно выразить так: слон с пункта с2 устремлен
к пункту h7, где он опускается, причем сознаешь, что по дороге к h7 имеется
остановка на пункте е4, но этой остановки на е4 зрительным воображением
не делаешь. Подобные ошибки нередки в практической игре.
Особенно часто бывает, что, когда обдумываешь вариант, забываешь зрительным
воображением передвинуть фигуру или снять размененную фигуру , соответствии
со сделанным ходом, и фигура оши-бочно остается в уме на первоначальном
месте.
Следует отметить, что в большинстве случаев, подобные ошибки являются
результатом не слабости зрительного воображения, а либо нервной спешки,
либо же недостаточного волевого напряжения: лень, сделав мысленно ход,
зафиксировать тут же изменение зрительным воображением, а зачастую даешь
себе льготу, и делаешь ход в итоге разговора с собой, либо воспроизведением
в уме нотации хода, либо же, хотя и пространственным движением в уме,
но без твердой фиксации зрительным воображением положения после хода.
Другой пример.
Ход черных
Положение на диаграмме получилось в партии Сергеев—Блюменфельд, игранной
в последнем туре того же турнира. Мне по турнирному положению достаточно
было ничьей. Как известно, играть на ничью не так просто: стремление
к упрощениям и боязнь осложнений влияют отрицательно.
В этом положении я сыграл 1. ... Kd4. На обдумывание хода я потратил
свыше получаса, так как колебался, как продолжать: белые грозят ходом
Ch6 разменять фианкетированного слона; тратить время на отвод ладьи f8,
чтобы избегнуть размена, не интересно, тем более, что ладья при случае
может пригодиться на линии f для поддержания движения f7 — f5; вообще,
я находил, что у белых ясный план атаки на черную рокировку движением
пешки f, а при случае и g, и не видел, что достаточно убедительно могу
противопоставить. Не зная, на что решиться, я, чтобы отсрочить ре-шение,
сыграл 1. ... Kd4. Делая свой ход, я был убежден, что мой противник,
ввиду угрозы К : f3+ с последующим Ке5 и т. д. с выигрышем пешки, ответит
2. Kph2, и про себя с тоской думал: как же я тогда буду продолжать, т.
к. плохо 2. ... Фа5 3. Ch6 С : h6? 4. Ф : h6 К : с2? 5. Kg5 Kf6 6. Kd5.
При этом я несколько раз возвращался к мысли: „обидно, что после 1. ...
Kd4 2. Kph2 К : f3 + 3. С : f3 Ke5 4. Cg2 С : h3 он бьет королем (а не
слоном) на hЗ и ничего нельзя извлечь из экспонированного положения его
короля".
В партии белые ответили (после 1. ... Kd4) 2. Kd1 в тут прошло целых
5 минут обдумывания, пока я увидел, что ходом 2. ... К : f3 + в т. д.,
я выигрываю пешку. Эти пять минут обдумывания прошли в колебаниях, какой
план игры мне избрать, и так как ничего не выходило, то я, чтобы передохнуть
от тягостных мыслей, вернулся к прежнему: „обидно, что после 2. . . .
К : f3 + 3. С : f3 Ке5 4. Cg2 С : hЗ он бьет королем", и вдруг я
увидел, что он не может бить королем, т. к. король ведь находится на
g1, а не на h2.
Таким образом за эти 5 минут обдумывания у меня в уме его король был
не на g1, где я мог бы его лицезреть непосредственным зрительным восприятием,
а на h2, т. е. на том поле, куда я его передвинул зрительным воображением
раньше, в ожидании ответа противника. Вполне возможно, что если бы после
хода белых 2. Kdl я мог легко на что-нибудь решиться и не вернулся бы
к мысли .обидно" и т. д., то я так и не сделал бы хода 2. ... К
: f3 + с выигрышем пешки.
Настоящий случай тем более интересен, что ведь ход свой 1 . . . Kd4 я
сделал с учетом угрозы выигрыша пешки, но сдвинув в уме при обдумывании
варианта его короля, я забыл поставить его в уме на место, а затем представление,
созданное зрительным воображением, помешало объективному восприятию местонахождения
короля.
Данное нами объяснение приведенного случая не единственное, возможно
и следующее объяснение: когда я обдумывал 1. ... Кd4, то я решил, что
так как белые ответят 2. Kph2, то 2. ... К : f3 +- ничего не даст, и
этот готовый вывод остался у меня в уме, хотя предпосылка (2. Kph2) не
осуществилась.
Трудно, конечно, решить, какое объяснение правильно в конкретном случае.
Во всяком случае, насколько я могу судить по собственному опыту, бывают
моменты, когда представление, созданное зрительным воображением, вытесняет
действительность.
Но если такие случаи не часты, то можно считать регулярным явлением,
что передвижения в уме при обдумывании одного варианта мешает правильному
представлению положения, получающегося в другом варианте. Ясно, что чем
больше вариантов и чем длиннее варианты, тем большая возможность ошибок.
Следует иметь в виду еще следующее. В длинном варианте с каждым делаемым
в уме ходом создаваемая позиция все больше отрывается от действительности,
и поэтому получающееся представление становится все бледнее и бледнее.
Пусть даже у того или иного шахматиста с особенно сильным зрительным
воображением имеется уверенность, что он может правильно представить
себе в уме позицию, получающуюся в результате длинного варианта, но не
может быть уверенности, что известная бледность представления не повлияет
на правильную оценку позиции, получающейся в конце варианта. У каждого
шахматиста бывает, что он, рассчитав правильно вариант, не может решить,
выгоден ли он ему или нет, что, насколько я могу судить по себе, объясняется
в первую очередь недостаточной ясностью получающейся в уме картины. Мысль
шахматиста связана со зрительными представлениями. Поэтому, чем отчетливее
и ярче зрительная картина, тем легче и точнее работает мысль и тем богаче
она.
С длинными вариантами связана еще следующая опасность: психическое напряжение
при обдумывании длинного варианта столь значительно из-ва необходимости
ход за ходом фиксировать зрительным воображением изменения, что усталость
от напряжения может сказаться на дальнейшей игре.
Каждый шахматист-практик должен отдавать себе ясный отчет о роли зрительных
представлений и об опасностях, с которыми неизбежно связан вариантный
расчет, и сделать отсюда надлежащие выводы с учетом, разумеется, степени
своего зрительного воображения.
Мы, со своей стороны, делаем следующие выводы.
После хода противника нужно начать обдумывание не с готовых выводов,
сделанных до того, а как бы заново и притом начать с того, чтобы запечатлеть
взглядом получившуюся позицию, как бы сильно ни было развито зрительное
воображение, но совершенно очевидно, что представление в уме бледнее
зрительного восприятия. Поэтому, когда противник сделал ход, пусть
даже ожидаемый, то никогда не следует (кроме, разумеется, случая крайнего
цейтнота) без всякого обдумывания тут же сделать заготовленный ход
на ожидавшийся ответ: ведь ход-то был заготовлен тогда, когда данная
позиция была в воображении; весьма возможно, что теперь, когда после
хода противника эта позиция уже непосредственно воспринимается со всеми
своими особенностями, т. е. включая и ход противника, то в результате
большей ясности картины явятся и новые мысли.
Следует соблюдать строгую внутреннюю дисциплину при обдумывании вариантов,
в частности не бегать мыслью от одного варианта к другому, возвращаясь
несколько раз к тому же, а установить сначала порядок обдумывания вариантов
применительно к конкретной обстановке, затем постепенно переходить в
уме от одного варианта к другому, причем при обдумывании каждого варианта
после каждого хода сделать в уме соответ ствующее передвижение, зафиксировав
его зрительным воображением, и в конце варианта сделать резюме, и только
после этого перейти к следующему варианту.
При установлении порядка обдумывания следует исходить из стремления к
возможному сокращению количества и длины вариантов. В первую очередь
следует рассмотреть наиболее опасный по первому впечатлению ответ на
предположенный ход, и только, если будет найдена защита против этого
опасного ответа, рассматривать, нет ли другого более скрытого ответа.
Точно так же, если вариант через несколько ходов должен дать ясное решающее
преимущество, то бесцельно удлинять в уме вариант рассмотрением деталей
реализации преимущества.
Если свой ближайший ход совершенно необходим, а разветвления (варианты)
начинаются после своего хода и ответного хода противника, то пока рано
углубляться в варианты: после своего необходимого хода и ответного хода
противника зрительная картина будет яснее, и легче будет обдумывать варианты.
Сказанное применимо также и к случаю, если в варианте длиной например
в 8 ходов после первых нескольких ходов возможно форсированное возвращение
к первоначальному положению (повторение ходов). В этом случае рекомендуется
без длительною обдумывания сделать первые несколько ходов, чтобы тогда
уже обдумывать варианты до конца, и если они окажутся невыгодными, вернуться
к первоначальному положению повторением ходов.
В положениях не острых, где не может быть форсированных вариантов, расчет
следует ограничить несколькими короткими вариантами для лучшего выявления
особенностей позиции.
Если есть возможность выбора между двумя продолжениями, дающими примерно
одинаковый эффект (уравнение, преимущество, решающее преимущество), то
следует предпочесть то продолжение, в котором меньше вариантного расчета
и, следовательно, меньше опасность ошибки. Этот принцип следует твердо
проверить, отвергая всякую "романтику". Если есть, напр., выбор
между сведением игры к пешечному эндшпилю с лишней пешкой, с несомненным
выигрышем, и многоходовой матовой комбинацией с разветвлениями, то разумнее
выбрать первое продолжение: из турнирной практики известны случаи, когда
объявивший мат в несколько ходов проигрывал затем партию, так как мат
оковывался фиктивным.
Наши тезисы, и особенно последний, несомненно встретят возражение со
стороны сторонников шахматной „красоты". По нашему мнению, вариантный
расчет — это только необходимая техника, и если можно упростить или облегчить
технику, тем лучше. Красота же шахмат заключается во внутренней логике
и богатстве идей, для выявления коих в большинстве случаев достаточно
глубокого проникновения в позицию, расчет же нужен только для проверки
правильности идей. Шахматы — игра целеустремленная: нужно с максимальней
уверенностью добиться желательного результата. Вот почему мы считаем
наш тезис правильным. Значение зрительных представлений для шахматного
мышления столь велико, что не может не играть известную роль наличие
обстоятельств, благоприятствующих зрительному восприятию, а именно: подходящее
освещение во время игры, правильное соотношение между доской и фигурами,
приятная для глаз окраска фигур. По личному опыту я знаю, что если во
время сеанса одновременной игры освещение плохо, а фигуры окрашены в
раздражающий цвет или непропорциональны доске, то результат сеанса даже
против слабого состава бывает более неблагоприятный, чем в сеансе против
более сильного состава при более благоприятных условиях зрительного восприятия.
Полагаю, что шахорганизациям надлежало бы запросить специалистов физиологов
и психотехников и, согласно их указаниям, выработать стандартный тип
шахинвентаря.
"Шахматы в СССР" 1936, №1
